Селби очень мягко прервал ее излияния:
— Мне бы хотелось задать вам множество вопросов о 'жизни вашего мужа. Необходимо выяснить все, что можно, о людях, с которыми он вступал в контакт, особенно о тех, кто по той или иной причине мог желать ему зла. Наверное, будет лучше, если вы попробуете сами рассказать нам все, что можете.
Миссис Ларраби вытерла глаза, машинально высморкалась в платок Сильвии и вдруг сказала извиняющимся тоном:
— Бедняжка, я испортила ваш платок. Разрешите, я дам вам другой, а этот пришлю, хорошенько простирав.
Она поднялась с кресла и вышла из комнаты.
Сильвия посмотрела на Селби и часто-часто заморгала:
— Дай мне твой пла-пла-платок, Д-у-у-г, я собираюсь зареветь.
Селби подошел к девушке, обнял ее за плечи и дал платок.
— Я никудышный репортер, — сказала она, всхлипывая, — я могу выдержать истерику и причитания, но не это молчаливое горе. И она еще думает о моем платке… Она всю свою жизнь думает о других. — Сильвия вытерла слезы, героически изобразила улыбку и спросила: — Ну разве она не прелесть?
Селби кивнул, соглашаясь. В коридоре послышались шаги, и Сильвия сказала:
— Скорее забирай свой платок.
Прокурор сунул промокшую тряпицу в карман.
Миссис Ларраби появилась в комнате, в ее руках был платок, источавший тонкий запах лаванды. Наверное, это был один из лучших ее платков, скорее всего, подарок на день рождения или на Рождество. В уголке была вручную вышита монограмма «Л».
— Вот, дорогая, — сказала она улыбаясь, — возьмите это, а я теперь постараюсь держаться молодцом. Все предопределено свыше, все — часть божественного плана, мы слишком ничтожны, чтобы постичь его. Смерть посещает каждого, такова воля Всевышнего.
— Вы сказали, что знакомы с Чарльзом Брауером? — спросил Селби.
— Да; впервые я повстречалась с ним в субботу.
— Простите, когда?
— В субботу.
— На прошлой неделе?
— Да. Мой муж познакомился с ним на какой-то конференции, и они стали добрыми друзьями. Они вместе работали в Денвере. Когда-то у мужа там был приход. С тех пор прошло много лет.
— Примерно сколько?
— Позвольте подумать. Это, вероятно, было… примерно десять лет назад.
^ И с тех цор ваш муж поддерживал связь с мистером Брауером?
— Да, они переписывались и время от времени встречались на конференциях.
— И мистер Брауер был здесь в минувшую субботу?
— Да, и я впервые познакомилась с ним.
— Вы уверены?
— Ну конечно. Муж представил мне мистера Брауе-ра. Он остался на ужин и вознес за столом благодарственную молитву…
— У вас есть дети?
— Была крошка, девочка, но умерла всего двух лет от роду.
— Почему мистер Брауер решил посетить вашего мужа?
— Не знаю. Они долго разговаривали. Кажется, написали несколько писем.
— Куда мистер Брауер направился отсюда?
— Полагаю, обратно в Миллбэнк. Куда же еще?
— На чем он сюда приехал? На автомобиле или на поезде?
— На автомобиле. У него маленькая, очень потрепанная машина, но пока еще она держится.
— А каким транспортом ваш муж направился в Мэ-дисон-Сити?
— Я не знала, что он поедет в Мэдисон-Сити.
— Вы полагали, мистер Ларраби направился в Лос-Анджелес?
— Да, в Голливуд.
— Так на чем он поехал?
— Думаю, на автобусе.
— У него есть машина?
Она отрицательно покачала головой:
— Здесь в этом нет никакой нужды. Это крошечный городок. Муж повсюду ходил пешком.
— Было ли у вашего мужа какое-нибудь хобби?
— Да, конечно! Помогать людям, посещать тюрьмы…
— Нет, я имею в виду какие-либо другие увлечения. Как насчет фотографирования? Он интересовался этим делом?
На какое-то мгновение ее лицо изменило свое выражение, и миссис Ларраби сказала с вызовом:
— Полагаю, любой нормальный мужчина имеет право на увлечение. Многие годы Уилл копил по центу. Фотоаппарат давал выход его творческим способностям. Конечно, он много писал, это тоже творческая работа, но ему хотелось еще чего-нибудь. Уилл не учился живописи, поэтому избрал фотографирование.
— И очень правильно поступил, — заметил Селби. — Я не вижу причин, почему он не должен был этого делать.
— Однако миссис Баннистер увидела, — продолжала миссис Ларраби. — Она заявляет, что это огромный грех, когда человек проматывает свое убогое жалованье на ненужные вещи. Она утверждает, что человек, становясь священником, полностью посвящает себя служению Богу и не должен стремиться к земным благам, особенно к предметам роскоши.