– «Написано пером – не вырубишь топором…» – долбил Решетилов. – А? Как вам? По-старинному звучит, но, извините, по-другому не могу. Договор дороже денег. Никто его не тянул подписывать. А что с ним случилось, так мы за всех не ответчики. Пусть ищут и привлекают. Но если, допустим… – он собирался с мыслями, – пойдет молва, что, мол, так и так, покойники, дескать, у них, так мы тоже кое-чего умеем. Иск вчиним – успокоятся. Предъявим требования о причинении морально вреда, о возмещении убытков. Еще чего-нибудь придумаем. Допустим, не взыщем, но по судам затаскаем. А это, извините меня, не каждому нравится. Впрочем, встречаются иногда субъекты… – он задумался, – как на работу в суды таскаются. Им только дай спектакль посмотреть. Но основной массе это ни к чему. В том числе и полиции. Не плачьте раньше времени, ребята…
Закончив повествовать, Решетилов кинул сигарету в пепельницу и за другой полез. Словно вконец решил отравить помещение.
Гноевых демонстративно вертел носом, но терпел. Адвокат делал вид, что не замечает. Пусть переносят его запахи. Меньше вызывать станут по пустякам. Моду взяли: «Приезжайте, Анатолий Семенович. Вопросов, знаете ли, тьма накопилась…» А приедешь к ним – загадки решать заставляют. Ребусы. Конкретнее надо быть, господа…
– Все поняли? Разобрались, откуда у верблюда гонор?… Тогда я поехал, – неожиданно решил он. – В суд надо заскочить, то да се… Пока.
Вскочил. Махнул рукой на прощание – и только его и видели. Словно и не было вовсе Решетилова. О недавнем визите только дым напоминает.
Гноевых бросился к окну и распахнул настежь. Легкие требовали свежего кислорода. Кандидат медицинских наук специализировался по легочным заболеваниям и не понаслышке знал, что такое прокуренные помещения.
– Все поняла? – спросил он Бачкову. – А то я с утра не способен к восприятию.
– Хрен его знает. Вертит как этим самым по губам. – Людмила Николаевна была женщиной резкой и не стеснялась в выражениях. – Выходит, что нет пока что оснований к волнению. Кажись, так. Исками в случае чего можно защититься. Тот еще пройдоха.
…Решетилов тем временем уже летел назад – к воротам ЦГКБ. Через секунду он будет на трассе, а еще через каких-то сорок минут – совсем в другом городе. Процесс там у него уголовный. В «больничку» поневоле пришлось заскочить, в силу договорных отношений с кандидатом наук. Деньги все-таки платит. И немалые.
Хотел уже было скакнуть через ворота, надавил на газ, но не тут то было: стальной полосатый шлагбаум вдруг упал сверху, ударив по декоративной решетке радиатора.
Шлагбаум! Железяка хренова! Всю зиму торчал, как у того новобранца, и вдруг упал. Адвокат выскочил из машины – и к будке. Глазами по стеклам. Дверцу к себе: закрыто. Замок висит. Напрасные хлопоты. С кого спросить, если там никого?! Подшутил, значит, кто-то.
Обернулся и тут увидел: кренделяет себе пятнистая фигура от приемного покоя с бутылкой воды под мышкой. И ни грамма не торопится. Подошел. Глаза выкатил.
– Здорово, Семеныч… Давно не заходишь… – и руку тянет.
– Счас как дам! – вместо приветствия разразился адвокат. – Где тебя хрен носит?! Почему пост оставил?! Не видишь, что здесь произошло во время твоего отсутствия?! Говори! Отвечай!..
Охранник спрятал руку в карман. Не хотят здороваться – не надо. И словно бы вспомнил:
– Ты мне из кабины палец показывал, но я не понял. Скажи на словах.
– А пошел бы ты, старый перец. Мне некогда… И моли бога, что радиатор цел остался…
– Я не виноват. К главному врачу обращайся. Он здесь за все отвечает… И перед крутыми, и перед такими, как ты…
Охранник подошел к шлагбауму, поднял его в вертикальное положение, вставил стальной шкворень в проем.
Решетилов хлопнул дверцей, рванул колесами по асфальту – только клочья импортной резины полетели в разные стороны. С шелестом любит ездить, а тут остановиться пришлось. Вырвался на Врача Михайлова улицу и полетел вдоль нее, виляя между дырами в асфальте, словно он юркий велосипедист.
Повернул на улицу 40 лет Октября и тут притопил педаль до пола, взглядывая на часы: время уже действительно поджимало. Процесс могли отложить, а он обещал, что будет вовремя. Долетел, подпрыгивая на кочках, до шоссе. Осталось повернуть налево и пойти прямиком. Теперь без остановок.
Светофор однако не торопился. Он покраснел весь от беспрестанной работы. Решетилов дернулся с места от нетерпения, словно пытаясь инстинктивным рывком подогнать время. Еще раз дернулся и снова остановился как раз на пешеходном переходе. Обойдут, кому надо. Вот, идет тоже один, словно он лом сглотнул – еле движется… За угол машины уже заступил… В руке держит посох за середину. Значит, тот ему не нужен…