Казанцев мгновенно вдохновился. Опер – он везде нужен, так что должно получиться. Надо только хотеть.
Потихоньку добили бутылку и поднялись. Вышли на улицу.
– Ты мне звони, – требовал Казанцев, записывая телефон в записную книжку. Выдрал листочек и протянул.
Лушников взял бумажку и сунул в карман. Продиктовал номер отцовского телефона. Задумался на секунду. Придется снова пускать здесь корни. Пять лет провел в Омской академии. Сразу после средней школы. Потом еще почти десять лет – на острове. И даже заметить не успел, как четвертый десяток пошел.
Протянул руку. Пока. Был рад познакомиться. Поправил тяжелую сумку с ремнем через плечо и пошел пешком вдоль улицы, глядя по сторонам.
– Звони! – крикнул позади инвалид.
Лушников согласно кивнул, не оглядываясь.
Глава 6
Лушников Николай двигался в сторону дома. Пешком. Специально решил пройтись, радостно вдыхая бодрящий весенний воздух. Ранний апрель будоражил кровь. В данном районе мало что изменилось за последнее время. Те же дома стоят. Те же троллейбусы. Вывески только сменилось. Их стало слишком много. Огромные, похожие на паруса, рекламные плакаты на одной ноге. По всей стране шагают эти монстры, так что ничего удивительного. Все верно. Вместо дорожных знаков – рекламные объявления.
Приблизился к дому и стал смотреть со стороны, встав у витой чугунной решетки. Отец не догадывается, что сын приехал. Если, конечно, Гирин не проболтался. Надо внезапно зайти. Застать, так сказать, врасплох за семейным счастьем. Ведь говорят, что отец нашел себе спутницу жизни и теперь безмерно рад.
– Хорошо тебе! – кричал как-то по телефону. – Ты молодой! Вскочил и побежал, куда тебе надо, а я?! А мне надо жену! Чтобы хоть кто-то мог кружку воды подать!..
Кажется, подали. По словам старого вертолетчика, до ручки дошел старикан. Ноги едва таскает. Так что вовремя приехал домой Николаша.
Вошел в подъезд. Во времена Брежнева жили здесь лишь партийные деятели, включая второго секретаря обкома Сверкалова. Случайно к ним затесался летчик-истребитель. Дом расположен близко к центру и в тихом месте. «Ни шуму, ни гаму, ни пыли, как говорится, вокруг…»
Затертое зеркало. Дворник тетя Вера с метелкой наперевес.
– Приехал, Коля? А твой-то… – и махнула рукой. – Не буду говорить – сам увидишь. Не бросай его больше. А то он больно самостоятельный сделался…
Лушников прошел мимо, поднялся широким лестничным маршем на второй этаж и нажал на кнопку двери, собираясь сказать: «Не ждали? Зато о вас всегда помнили и надеялись снова увидеть…»
К двери никто не торопился. Пришлось давить еще несколько раз. До тех пор, пока за дубовой дверью не послышалось шевеление.
– Кто? – раздался старческий голос.
У Лушникова в груди оборвалось. Постарел папаша. Голос дряблый, дрожащий.
– Я это, папа. Твой сын Николай…
Произнес вроде бы достаточно громко, но ответа не последовало. Специально встал перед глазком, чтобы отец различил его.
Не выдержал ждать и опять позвал:
– Открой, папа. Это я. Твой сын Николай… Что с тобой? Неужели не узнаешь? Вот он я. Стою перед глазком двери…
Молчок. Ни шороха больше за дверью. Возможно, упал от счастья за дверью и лежит, дрыгая ногами в предсмертных судорогах.
Вот так номер. Придется идти к крестному и там уж решать, что делать дальше.
Развернулся и пошагал в обратном направлении, согнувшись под тяжестью сумки. Обнял отца, называется! Кому скажи – засмеют.
Вышел из подъезда и прямиком к Гириным. Только бы те тоже дома оказались. Иначе вообще некуда будет податься. Хоть на вокзале ночуй.
Шел и молил бога. А когда пришел к Гириным, обрадовался. Сидят дома оба с женой. Обедать планировали. Крестный бросился обнимать. Сам чуть не по пояс крестнику.
– Иван Иваныч…
– Ничего, Колька! Мы их того… Не убьем, так утопим… Проходи, раздевайся. И ботинки скидывай. Вот тебе тапочки…
Вынул из-под шкафа тапки и положил рядом.
– Как живем? – продолжил говорить. – Весело живем, между прочим. Только что газету читал. Со смеху чуть не скончался. Вот, слушай…
– Отстань! Устал он, с дороги… – бормотала тетка Настасья.
– Нет, пусть вникает. – И начал читать: – «Внимание! В новый ресторан «Владимир» (Новый город) приглашаются на конкурсной основе повара и официанты с именем Владимир, не старше сорока трех лет, обязательно лысые. Девиз ресторана: «В нашей еде вы не найдете ни одного волоса!» Резюме и фото по адресу… Адрес электронный. Или вот еще: «Требуются сотрудники – до двадцати семи лет. И так подряд. Только до такого возраста. А если мне, допустим, двадцать восемь – тогда что мне делать?! В петлю?!..