Только развитие товарного обмена позволяет отношениям между людьми утвердиться как отношения между вещами. В 19 веке рабочий видел капитал только в капиталисте. В 21 веке пролетарий часто рассматривает капитал просто как капитал, а не как свою собственную деятельность, (вос)производящую его. Фетишизм все также господствует, хотя он и не олицетворен. Обличители эксплуатации часто упускает саму суть экономики: подчинение всех и вся производству стоимости. С коммунистической точки зрения, в первую очередь важно не присвоение прибавочной стоимости, которое капитал стремиться мистифицировать, но которое все пролетарии осознают. Важнее для нас то, что капитализм постоянно пытается навязать нам в повседневной жизни и вдолбить в наши головы — очевидность и неизбежность экономики, необходимость товарного обмена, продажи и покупки рабочей силы (как единственного способа избежать нищеты и диктатуры).
Конечно, работа как она есть не может быть социализирована, ибо сейчас это только средство выживания. Но проект социализации не становится от этого менее возможным. (Появление радикального реформизма подтверждает такую возможность) Как сказал один уволенный рабочий Moulinex в 2001ом, «сейчас нет ничего труднее, чем быть в одиночестве».
Идеология рабочей силы — необходимый элемент идеологии пролетариата внутри капитала. Товарность остается важнейшей реальностью для миллиардов мужчин и женщин. Пролетарий никогда не будет сведен к чистому придатку капитала. Тем не менее, он чувствует потребность в признании и интеграции обществом, и эта потребность основана на единственной его собственности: труде. Это признание необходимо ему для того, чтобы продавать себя на хороших условиях. Соискатель на рабочую должность не будет преуменьшать свои достоинства, иначе он только укоренит предрассудок, что профессиональные качества простого исполнителя ухудшаются.
С другой стороны, простой неидентификации себя с работой недостаточно для осуществления революции. Человек, которой не связывает себя ни с чем, не сможет ничего подвергнуть критике. Неквалифицированный рабочий 1970го был убежден, что это работа тупая, а не он сам. Он критиковал бессмысленность своей деятельности, недостойной его самого. Полностью отрицательный взгляд на весь мир и самого себя тождественен смирению и покорности перед всем. Пролетариат начинает действовать только тогда, когда он преодолевает нечто негативное в существующих условиях и создает нечто положительное вне их, то, что подрывает сложившийся порядок вещей. Не из-за недостатка критики работы пролетарии ещё не совершили революции, а из-за того, что они остались в рамках негативного отрицания работы.
Принятие работы не было ключевым фактором контрреволюции, а было лишь одним из ее основных следствий. Пропагандой же рабочей этики занимались профсоюзы, чтобы успешно торговать рабочей силой. Организации типа американского Ордена Рыцарей Труда не могли играть какой-либо значительной роли и исчезали с расширением крупного промышленного производства. Если рабочая этика была столь важна, то в фордистской системе ей уже точно не осталось места. Научный Менеджмент победил квалифицированных рабочих не пропагандой профессиональной гордости, а упрощением и фрагментацией рабочих операций. Все схемы материального стимулирования и делегирования полномочий, имевшие целью уничтожение автономии рабочего коллектива, в конечном счете, провалились, так как рядовые рабочие в общем оставались к ним равнодушными.
Господствующие идеи есть идеи господствующего класса. Идеология работы, какие формы она бы не принимала, есть буржуазная идеология работы, иной быть просто не может. Когда общественный консенсус рушится, эта идея идёт ко дну с остальными. Было бы странным, если глубокий кризис, вместо того, чтобы разрушить его, дал бы ему толчок к развитию.
Революция не точная наука
Первая часть нашего исследования была преимущественно посвящена истории, вторая — методологии. Наша критика детерминизма обращена, главным образом, к распространенной среди революционеров склонности рассматривать капитализм как дорогу к революции с односторонним движением.
Вездесущность капитала делает революцию (не)возможной — подобное объяснение можно повторять бесконечно и использовать даже через тысячу лет, если капитализм все ещё будет существовать. Такая теория не объясняет ничего кроме самой себя. Вчера и завтра могут быть как отрицанием, так и поддержанием капитализма.
Многие провозглашают наступление последней стадии капитализма, когда система начинает разъедать себя изнутри. Все, что происходило до этого момента, было неизбежно, так как рабочие могли только реформировать капитализм. Теперь же реформы становятся бессмысленными, единственное, что могут пролетарии сегодня — это совершить революцию. Польза от радикальных пролетарский выступлений прошлого была только в том, что они подталкивали прогресс, который и сделал революцию сегодня возможной (необходимой).
Подобная логика может привести к оправданию Марксова «революционного реформизма» — подталкивания буржуазии к развитию капитализма и создания материальных предпосылок к коммунизму. Маркс не только внес огромный вклад в теорию коммунизма; на практике он поддерживал немецкую национальную буржуазию, восхвалял Линкольна, сотрудничал со многими реформистскими партиями и профсоюзами и в тоже время яростно критиковал анархистов. [17] Должны ли мы в таком случае быть на стороне Ленина (как буржуазного революционера) против Гортера и Бордиги? И вложил ли Рузвельт в дело освобождения человечества больше, чем Роза Люксембург?
В любом случае, теперь всякая неясность должна быть преодолена. Мы вступаем в последнюю фазу истории наемного труда: работа, подчиняясь лишь одной цели — производству и реализации прибавочной стоимости, становится все менее и менее осмысленной, все более и более примитивной и механической, что обеспечивает автономию труда от капитала и делает невозможным строительство капитализма без капиталистов. Если мы достигли точки распада, то пролетарии уже не могут утверждать себя в рамках капитала. Теперь вся сложная конструкция капитализма упрощается до неопосредованного классового отношения, у пролетариев не остается иного выбора, кроме как прямого (класс-против-класса) противостояния капиталу.
Детерминистский подход пересматривает историю, чтобы понять, что помешало революции осуществиться, и обнаруживает препятствие в форме того общественного пространства, которое рабочие хотели захватить в рамках капитализма. Теперь уже нет места такой альтернативе — в мире реального господства капитала больше не осталось подобных общественных пространств. Причины наших прошлых неудач станут причинами наших будущих побед. Все препятствия устраняются с завершением так называемого цикла «жизни» капитала, и революция становится неизбежной. Другими словами, социальный переворот больше не рассматривается как разрыв с теми общественными условиями, которые и подготавливают его — нам надо лишь следовать уготовленной судьбе.
В чем состоит главный недостаток подобной методологии так это в вере в то, что существует некая точка обозрения, с которой сторонний наблюдатель может охватить всю тотальность или всю суть прошлого, настоящего и ближайшего будущего человеческой истории.
Короче говоря, причины наших неудач видятся не в практических действиях пролетариев. Решающий элемент революционной динамики — это движение капитала. Сложная структура взаимодействия труда и капитала сводится к одностороннему отношению причины и следствия. История замораживается.