В следующий раз он увидел Лизу утром, когда она сидела на солнечной, пропахшей деревом веранде и листала книжку. Взбитые вчера светлые локоны были теперь прибраны, но спутать Лизу с кем-то ещё было бы сложно: она по-прежнему казалась слишком не отсюда, будто возникла негаданно из летнего воздуха.
- Что ты читаешь? - спросил Семён, осмелев.
Она приподняла книжку и показала обложку, но Семён всё равно не разглядел: очень уж тёмная и буквы закорючистые.
- Стихи. Хочешь, одно прочитаю?
- Фу, не люблю стихи, - заявил Семён. Ему сразу вспомнились уроки чтения и что лето когда-то закончится.
- Ну подожди, - Лиза перелистнула несколько страниц. - Вот. Тебе, может, и понравится.
Нет ни тропинки над нашею пропастью,
Но ты во тьму шаг за шагом иди.
Может, падём под вертящейся лопастью,
Может, сумеем путь в утро найти.
Ночью ли, вечером в поле затеряны,
«Да» или «нет» слова не говори.
В бликах пожара стоим до последнего -
Может, в конце мы дождёмся зари.
- Ну что? - закончив, спросила Лиза.
- Здорово, - признался Семён. - Только я не понял, о чём это.
- Мне оно тоже нравится, - лениво протянула Лиза. - А вырастешь - может, станет понятнее.
Наверно, тогда впервые - да, наверно, тогда - он разглядел, что за её улыбкой и полуприкрытыми веками червячком схоронилась едва заметная печаль. Но от чего она, Семён не понял.
- Кстати, ты, Сёмочка, возможно, и дождёшься зари. Сейчас только и говорят повсюду... Много чего говорят, - она со смехом захлопнула книжку, заложив страницу засушенной веточкой. - Пойдём лучше погуляем!
Вскоре она уехала.
Случай с пианино объяснился много позднее - осенью или, может, следующей весной. По всему выходило, что весной, но только за окном было сыро и сумрачно, а они втроём сидели у телевизора в ожидании вечерних новостей.
- А, допелись свою марсельезу, - проворчал папа, глядя на экран. Там мелькали лица, люди, все шли куда-то или стояли и объясняли. Сколько понял Семён, говорили о предстоящей казни провокаторов: они объявили забастовку и подбивали людей на мятеж.
Мама оторвалась на минуту от вязания, украдкой взглянула на экран.
- Они же совсем ещё мальчики, - тихо проговорила она.
- Ничего, ввязались во взрослое дело - должны отвечать как взрослые люди, - отец насмешливо фыркнул. - Император им не нравится, видите ли.
- А если б это были твои дети? - сказала мама ещё тише, но отчётливо.
- Мои дети там бы не стояли. А всякой швали туда и дорога.
Мама перестала вязать и просто смотрела какое-то время на свои руки.
- Прекрати, - произнесла она странным стиснутым голосом. - Прекрати!
В комнате повисло молчание. Очень редко мама говорила так - как будто сейчас заплачет. Семён помнил только раз или два до того.
- Нина, - папа обошёл диван, неловко обнял маму за плечи. - Ну, не хотел я. Извини.
Революция произошла через два с половиной года. Ещё немного позднее Семён подрос и начал ходить вместе с папой на завод. А мама вернулась в школу - учительницей истории.
О Лизе же он никогда больше не слышал. Иногда Семёну начинало казаться, что ему приснилось всё это - летний день, летящие белые оборки, звуки пианино... Впрочем, много лет спустя до него доходили слухи о Лизе. Говорили, что, когда у неё долго не ладилось с личным, а может, светлые идеалы дали трещину - или и то, и другое сразу, - Лиза, с весёлым по-обычному видом, то и дело разгуливала по зимнему городу в лёгоньком плаще и, конечно, скоро слегла с пневмонией - летальной. А может, её и перепутали с кем-то и настоящая Лиза была жива и здорова - в Ринордийске или где-то ещё.
март 2016