— М-да, кое-что есть.
— В чем она состоит? По-вашему, Мартина Лютера Кинга убил Рэй?
— Я согласен назвать убийцу этим именем. Но в наше время имена настолько не имеют значения, а поддельный документ, который выглядит лучше настоящего, настолько не проблема, что я готов назвать убийцу любым именем. Если хотите его называть Рэем, пожалуйста, пусть это будет Рэй.
— Джеймс Эрл Рэй?
— Джеймс Эрл Рэй, если вам угодно.
— В чём же ваша версия, отличается от официальной?
— Я не ставил себе целью, чтобы моя версия отличалась или не отличалась от официальной. Разве официальная версия — это какой-нибудь эталон?
— Но всё-таки вы считаете, что Кинга убил Джеймс Эрл Рэй?
— Я не знаю настоящего имени убийцы Мартина Лютера Кинга, но мы с вами условились называть его Джеймс Эрл Рэй. С таким же успехом мы могли бы назвать его Икс, Игрек, Зет. Версия моя состоит в том, что тот Рэй, который убил Кинга, мертв. Он мёртв уже месяц или около того.
— Он погиб или его убили?
— Его убили свои же. Те, кто организовывал убийство Кинга.
— Вы имеете в виду правых, расистов?
— Нет. Я имею в виду левых. Может быть, даже очень близких к Кингу людей. Они организовали это убийство.
— Мотив?
— Ну, это совсем просто: для того, чтобы спровоцировать расовые беспорядки в городах Америки.
— Зачем они им?
— Любым левым всегда полезны беспорядки… Впрочем, правым они, возможно, ещё более полезны.
— Чем, позвольте спросить?
— Дают повод, чтобы расправиться с левыми…
— Не кажется ли вам, что наш разговор похож на разговор двух регулировщиков уличного движения? Справа, слева, слева, справа?
— …Я хочу вам ответить прямо: Кинга убили левые, ультралевые, которые недовольны были Кингом из-за того, что он отрицал насилие. Из этого убийства они извлекают две выгоды: убирают со сцены ненужного им миротворца и вызывают расовые беспорядки в городах. Они убили Кинга, они же убили и того человека, которого мы с вами условно назвали Джеймс Эрл Рэй…
У Капоте удивительно холодные глаза, и его сравнительную молодость или, точнее, сравнительную нестарость подводит жеваный подбородок и нижняя губа, которую он по временам, как старушка, поджимает, отчего лицо его принимает одновременно обиженное и кокетливое выражение. Говорит он, мяукая, тоненьким голоском, заводит при этом глаза вверх, под свою шляпу, будто хочет рассмотреть, что там под этой, известной всей Америке шляпой. Американец, он говорит с английским акцентом, очень медленно…
— Преступник рождается преступником, — продолжает Капоте. — В нем заложены гены преступлений.
— Вы можете по внешнему виду отличить преступника от честного человека?
— Не всегда, но многие убийцы имеют нечто общее.
— Например?
— Ну, например, я никогда не встречал жестокого убийцы — я, естественно, имею в виду не убийство в состоянии аффекта, а предумышленное жестокое убийство, — который не имел бы татуировки.
— Но ведь это, наверное, зависит от среды?
— Вы меня спросили, могу ли я отличить по внешнему виду преступника, я вам отвечаю. А о среде мы с вами в данный момент не говорим.
Джонни Карсон улыбнулся и хотел задать следующий вопрос…
— И ещё один внешний признак, — домяукал Капоте, глядя на ведущего почти насмешливо: — Я никогда не встречал убийцы, который, принимаясь рассказывать о совершенном им преступлении, не начал бы улыбаться…
Идею об убийстве Кинга «слева» выдвигал не только Трумэн Капоте. За ним эту версию повторил, например, журнал «Тайм». Но в дальнейшем, по-видимому, было решено придерживаться сценария «одинокого убийцы» — он считался безопаснее, и версия «заговора слева» заглохла.
Новый адвокат, которого назвал в своём письменном заявлении Джеймс Эрл Рэй, — техасец Перси Формэн, сказал, что для изучения дела ему потребуется минимум три месяца. Судья удовлетворил просьбу, суд был отложен на три месяца.
Три месяца прошло. Ещё раза два откладывалось начало суда.
Наконец, была назначена окончательная, как говорили, дата — 12 марта 1969 года.
И вдруг — новое странное и на первый взгляд невероятное событие. Накануне назначенного дня судебные власти в Мемфисе объявили, что между обвинением и защитой заключено соглашение: Рэй признаёт себя виновным и в обмен получает не электрический стул, а 99 лет тюрьмы.
Суда, же в общепринятом виде не будет. Не будет показаний свидетелей, не будет перекрестных допросов, не будет сомнений. Будет лишь выступление обвинителя, в котором он приведет основные доказательства виновности подсудимого в убийстве Мартина Лютера Кинга, будет выступление адвоката, в котором он согласится с неоспоримостью аргументов обвинения, и будет сообщение, что подсудимый признает себя виновным. Вот и всё.
Так оно и было. Суд начался 12 марта и в тот же день и закончился.
Обвинитель выступил перед присяжными с короткой, но энергичной речью, в которой заявил, что сомнений в виновности Джеймса Эрла Рэя нет, как нет сомнений и в том, что Рэй действовал в одиночку, что никакого заговора не было, а улик против подсудимого более чем достаточно, чтобы посадить его на электрический стул, но поскольку тот поступает благоразумно, признает себя виновным и тем самым избавляет всех от утомительной и дорогостоящей процедуры слушания дела, то обвинение согласно заменить электрический стул 99-летним тюремным заключением.
Защитник в ответ произнёс несколько комплиментов в адрес обвинителя и, не пытаясь защищать подсудимого, просил верить ему, что Рэй действовал в одиночку и что улик совершенно достаточно для того, чтобы посадить подзащитного на электрический стул. Однако, сказал защитник, поскольку Рэй проявил благоразумие, признал себя виновным, освободил суд от необходимости долгого, хлопотного и дорогостоящего слушания дела, то защитник согласен с гуманным требованием обвинителя о 99-летнем тюремном заключении.
Судья похвалил обвинителя, похвалил защитника, сказал, что раз обвиняемый благоразумно признал себя виновным, избавив суд и т. д., то разбираться тут не в чем, все ясно. Гуманный закон штата Теннеси позволяет, сказал судья, в подобных случаях безо всякого слушания дела приговорить обвиняемого, преступление которого достойно, конечно, смертной казни, к мере наказания, с которой согласны как обвинение, так и защита, то есть к 99 годам тюремного заключения.
Рэй выслушал приговор, растерянно крутя головой.
— Вы хотите что-нибудь сказать? — милостиво обратился к нему судья. — Последнее слово подсудимого?
Рэй встал, одёрнул рукава, посмотрел на своего защитника, потом на обвинителя, на присяжных, на судью.
— Ваша честь, — сказал он, — да, я хотел бы кое-что поправить…
Обвинитель, судья, защитник воззрились на него с некоторым удивлением.
— Нет, я не собираюсь менять что-нибудь из того, что уже сказал, — счёл нужным успокоить их Рэй. — Но я хотел бы кое-что дополнить…
— Что? — угрожающе спросил судья.
— Одну вещь надо сказать… насчет того, что я не согласен с мистером… — Рэй снова посмотрел вначале на защитника, потом на обвинителя, потом на судью.
— С кем вы не согласны? — спросил судья.
— С мистером Кларком.
— С каким мистером Кларком? — удивился судья.
— Мистером Рамсеем Кларком, — уточнил защитник Формэн.
— Мистер кто? — не расслышал судья.
— С мистером Кларком и мистером Эдгаром Гувером, — сказал Рэй.
— С мистером Кларком и мистером Эдгаром Гувером?! — В словах судьи прозвучало весёлое удивление.
— Но я не собираюсь ничего менять… — снова успокоил Рэй.
— Так с чем же вы не согласны? — спросил судья.
— С мистером Кэнейлом. С мистером Кларком, мистером Гувером и мистером Кэнейлом [3]. — Рэй добавил уже третье имя.
— Ну, понятно, понятно. С чем же вы всё-таки не согласны? — Терпение судьи начинало иссякать.
— Насчёт заговора, — тихо сказал Рэй. — Потому что…
— Что насчёт заговора? Какого заговора? — прервал его судья. — Ведь вы признали себя виновным!
— Я признал себя виновным, я виновен. — Рэй дёргал себя за рукава пиджака. — Но я не согласен насчёт того, что заговора не было… нельзя сказать, что заговора не было.