Как бы то ни было, я продолжал идти, целый и невредимый, покуривая сигарету и наслаждаясь видом окрестностей.
Я знал, что так и будет, ибо я направлялся к самому везучему человеку в мире.
Его звали Пинь, хотя больше он был известен под именем Великий Мудрец Китайского города (так иногда называли Укрепленный город). Поскольку я собирался дать Пиню денег, то было понятно, что его удача, или джосс, как ее здесь величали, не даст меня в обиду, пока я иду к его жилищу.
Меня больше волновало то, что может случиться со мной после этого визита. Как только я вручу Великому Мудрецу его долю, он уже не будет больше нуждаться во мне, и выбраться из Укрепленного города будет посложнее, чем попасть в него.
Дом Пиня представлял из себя причудливое сооружение, трехэтажную конструкцию, сложенную из камня, кирпича и частично отделанную металлом. Покосившиеся башенки, балкончики и окна нелепой формы были довольно произвольно разбросаны по его поверхности, словно бородавки на спине у жабы. Архитектура дома была навеяна эксцентричными теориями Пиня о геомании, или фен шуй, — он соорудил дом так, чтобы привлекать удачу и отталкивать зло. И это действовало, судя по всему, довольно успешно.
Я часто задумывался, почему Пинь выбрал местом жительства именно Укрепленный город, и мне неоднократно приходило в голову, что, возможно, он остановился на этом месте именно потому, что больше нигде в мире ему не позволили бы построить такой нелепый дом.
Большинство предсказателей судьбы, конечно, мошенники — после того как меня с треском вышибли из шанхайской Золотой Национальной Оперной компании, я некоторое время путешествовал с таким типом, — однако крайне редко, ну, может, один раз на десять тысяч, удается встретить провидца, который никогда не ошибается в отношении денег. Таким был Пинь.
Он принял меня в комнате, по форме напоминающей вытянутый шестиугольник, одна из благоприятных форм, согласно теории фен шуй. По углам комнаты были расставлены предметы, выкрашенные в белый, красный, желтый, зеленый, синий и черный цвета, что соответствовало Шести Истинным Словам буддизма. На плитках пола виднелась триграмма Па К'уа. Еле различимые знаки помечали Путь Девяти Звезд и движение спиц Колеса Восьми Дверей. Растения в горшках, сделанных из разнообразных материалов, были расставлены в определенном строгом порядке, здесь и там виднелись зеркала, отражающие друг друга под причудливыми углами, с потолка на шнурках свисали грубо обработанные куски кварца…
Если бы вы не знали, что этот парень — истинный мудрец, вы бы непременно решили, что у него не все дома.
— Приветствую, мистер Пинь, — сказал я, осторожно продвигаясь по комнате. — Похоже, мне не помешала бы толика удачи.
— Как удачно, что вы пришли сюда, а не в какое-нибудь другое место, — сказал мудрец. — Пожалуйста, садитесь и выпейте чаю.
И тут же вошел слуга с чаем и закусками — Пинь был столь удачлив, видите ли, что успел отдать приказания слугам прежде, чем я пришел.
Пинь выглядел примерно так, как и должен выглядеть мудрец — у него были кустистые седые брови, свисавшие до скул, жиденькая седая бородка и довольно лукавый блеск в глазах. Я так и не вычислил, был ли он бессмертным — обычно я это сразу определяю, но резиденция Пиня было настолько заряжена мощными вибрациями, что я не мог сказать с уверенностью, какие из них исходили от него, а какие — от обстановки. Конечно, он жил здесь чрезвычайно давно, но причиной этому могла послужить его необыкновенная удачливость, благодаря которой Смерть забывала его адрес, либо по ошибке ловила в силки другую птичку, а может, ее просто-напросто по дороге избивали и обворовывали гангстеры, которыми кишел Укрепленный город.
— Боюсь, что это весьма щекотливое дело, — сказал я.
— В таком случае, мистер Чан, лучше начать с самого начала и продолжать непосредственно до самого конца. — Если вам еще не приходилось сталкиваться с мудрецами, то знайте, что именно так они обычно и разговаривают.
Итак, я описал ему скорбящее божество согласия, его проигрыш мистических мечей некоему японскому полицейскому богу, а также мое решение вернуть их обратно. Я старался подчеркнуть патриотическую подоплеку моего предприятия наряду с теми жертвами, которые мне предстояло принести во имя родины, — все это в надежде, разумеется, на определенное поощрение с его стороны.