Я только что закончил успешную тренировку и задержался, оттачивая ката, когда голос из зала заставил меня вздрогнуть.
— Ты доволен собой сегодня?
Я вскочил и повернулся. Ко мне шел мистер Каллахан.
— Да, — ответил я, стараясь казаться столь же невозмутимым, как он. — Да, сегодня я очень доволен собой.
Он изогнул губы в улыбке Моны Лизы.
— Я слышал, что ты записался на Международный турнир в Риверсайде.
— Только на уровень С, — отозвался я. — Просто проверить себя. Ведь это самое начало.
— Да, самое начало. Как ты сейчас себя чувствуешь?
— Я… — Я кашлянул. — Это никогда не пройдет, верно? Мне придется жить с этим до конца.
— Вполне возможно. — Он поскреб подбородок. — Но разве это имеет значение?
Уже не так, как прежде. Горечь притупилась, я уже не с той силой ощущал себя жертвой. Но…
— Я все еще хочу победить, — сказал я. — Когда я был Бесстрашным, то знал, что смогу дойти до самой вершины. Не уверен, смогу ли я это сделать в своем новом качестве.
Он широко улыбнулся. Повернувшись к зеркалу, он показал на отражение моего высокого, неизменно здорового фантома.
— У тебя осталось пятьдесят, шестьдесят, может быть, семьдесят лет. Кто может сказать, что ты сумеешь сделать за это время?
Его рука упала вдоль туловища. Хотя движение и было весьма изящным, но в нем, казалось, отразилась вся тяжесть восьми десятков лет. Сколько препятствий, сколько разочарований, подумалось мне, преодолел этот человек на пути к титулу мастера карате? Я не был уверен, что окажусь когда-нибудь в его лиге. Однако в тот момент гораздо более существенным представлялось другое: Томас Каллахан завидовал мне. Может быть, испытания, выпавшие на мою долю, оказались слишком тяжкими для меня, а может быть, и нет. У меня была надежда. Вне зависимости от того, насколько хорошо сохранился до сих пор его головной и спинной мозг, перед сенсеем уже маячило препятствие, которое не преодолеть никаким усилием.
— Думаю, мне просто стоит попробовать, — сказал я. Теперь я понимал, что моя попытка значила для него столько же, сколько и для меня.
Он кивнул.
— Относись к этому, — мягко сказал он, — как к вызову.
Ричард Лупофф
Легкая жизнь
Четыре часа утра. Тьма кромешная и холод, даже здесь, в Голливуде, и старый «Понтиак» не хочет заводиться. Бэнгер давил на стартер, пока не сел аккумулятор и рычание не стихло до слабого стона. Тогда Бэнгер сдался и уткнулся головой в руль.
Но только на минуту.
Он взбежал по лестнице, проигнорировав лифт. Его толстые очки запотели, и он вытер их полой рубашки. Что-то он последнее время прямо на куски разваливался, ни черта не мог разглядеть без своих стеклышек. Его на смех поднимут в гимнастическом зале, если он покажется там в очках в разгар занятий. Но, конечно, в разгар занятий очки ему будут не нужны.
У дверей квартиры Чима он долго рылся в карманах, пока не нашел ключи, которые ему одолжил Чим. Он торопливо пробежал мимо кушетки, которую успел аккуратно заправить после бессонной ночи, и остановился перед спальней Чима.
Неужели Чиму повезло? Неужели какая-нибудь одинокая тусовщица заскучала после закрытия бара «У Тигра» и пришла сюда, чтобы провести ночь с симпатичным контрабасистом?
Бэнгер деликатно постучал в дверь Чима. После второй попытки из спальни раздался стон.
Бэнгер сказал:
— Чим, мне нужно поговорить с тобой.
Чим пробормотал что-то неразборчивое. Послышалась возня, затем в двери приоткрылась щелочка. Бэнгер смог разглядеть что-то смутно темнеющее за спиной у Чима, возможно округлость бедра под покрывалом на кровати.
— Господи Иисусе, который час? Что случилось?
Бэнгер сказал:
— У меня машина не заводится.
Чим примерно на четверть приоткрыл покрасневший глаз.
— Все-таки который час?
— Почти четыре тридцать, Чим.
— Что, этого чертового утра?
— Ага. Чим, моя машина сдохла. Мне нужно быть на съемках. Чим, могу я попросить у тебя «Хонду»?
Чим прислонился головой к дверному косяку. На нем были только плавки. Волосы торчали во все стороны, и Бэнгеру казалось, что по Чиму все время шарят женские руки.