В теории секьюритизация – это процесс социально-политического дискурса. Когда проблема переходит из сферы политики в сферу безопасности, она начинает ассоциироваться с повышенной потребностью в ресурсах и внимании по сравнению с тем, когда она обсуждалась в рамках повседневной политики. Другими словами, заниматься секьюритизацией – значит «говорить о безопасности»[21].
Во время холодной войны биполярная гегемония двух крупных держав – Соединенных Штатов и Советского Союза – ограничивала круг субъектов, способных принимать независимые меры по секьюритизации. Однако в XXI в. число таких субъектов растет. Это приводит к постепенному слиянию национальных повесток дня в области безопасности и возникновению соответствующих региональных повесток[22]. Также это приводит к расширению круга вопросов безопасности, которые их формируют. Государства различают внутренние и внешние угрозы, реагируют на них самостоятельно или создают региональные альянсы, которые изменяют существующие подходы к вопросам безопасности[23]. Создается среда, больше не ограничивающая последствия человеческой деятельности расстоянием или границами, изменения в одной области или секторе неизбежно влияют на другие области, даже те, которые, казалось бы, не имеют отношения к происходящему[24].
Новые силы, которые появляются на мировой арене, включают целый ряд негосударственных субъектов: международные организации, политические и социальные движения, заинтересованные группы. Они еще больше изменяют способы взаимодействия между субъектами, а также восприятие и регулирование межгосударственных конфликтов и вопросов безопасности. Негосударственные субъекты влияют на обсуждение вопросов безопасности, указывая на те ее ресурсы, которые, по их мнению, находятся под угрозой. Другими словами, угрозы и реагирование на них определяются взглядами соответствующих субъектов. Это приводит к эволюции существующих понятий и подходов к безопасности, лежащих в основе всеобщей секьюритизации.
Несмотря на растущее влияние негосударственных акторов, государства, скорее всего, останутся доминирующими субъектами в сфере безопасности. При этом их способность оказывать влияние посредством секьюритизации претерпит изменения, а возможно, ухудшится[25]. Поскольку баланс сил между государствами как механизм поддержания мира и безопасности становится менее актуальным, это приводит к тому, что «существует слишком много сил, чтобы позволить какой-либо из них проводить четкие и фиксированные границы между союзниками и противниками»[26].
Секьюритизация усложняется и за счет экспоненциального роста числа объектов, подлежащих секьюритизации. Это обстоятельство предъявляет новые требования к акторам и ставит перед ними новые сложные задачи по обеспечению безопасности в условиях ограниченных ресурсов. Определение того, какие объекты следует секьюритизировать в первую очередь, становится менее очевидным, поскольку ущерб, нанесенный одному объекту, например инфраструктуре, международной торговле, окружающей среде или энергоснабжению, может повлиять на другие, например, на экономическое благополучие, здоровье или военную мощь.
Это создает дилемму секьюритизации. Возникает необходимость оценить, существует ли объективная или субъективная угроза, каковы ее ожидаемые последствия, существует ли возможность секьюритизации угрозы и будет ли секьюритизация такой угрозы иметь положительные или отрицательные последствия для более широкого круга целевых объектов[27]. В результате к основным соображениям национальной безопасности добавляется ряд более широких вопросов, которые иногда называют «низкой» политикой[28]. Это окружающая среда, бедность, финансовые рынки и экономическое развитие. Поскольку угрозы безопасности для референтных объектов «выходят за пределы национальных границ [и] уже начинают разрушать священные границы национального суверенитета»[29], политика безопасности порождает импульсы, пересекающие различные области и вызывающие непредвиденные результаты.
Кроме того, растет число аудиторий секьюритизации, включая частных лиц, деловую и политическую элиту, военных лидеров, лиц, формирующих общественное мнение, сообщества, население и более широкое гражданское общество. Этой аудитории представляются позиции акторов в отношении той или иной угрозы и соответствующие действия по ее секьюритизации. В таком контексте будет полезным упрощением рассматривать аудиторию секьюритизации как глобальное сообщество отдельных лиц, групп и организаций, чьи интересы, ценности и цели пересекаются. Учитывая упомянутые угрозы, успешная секьюритизация требует, чтобы аудитория тоже принимала последствия предлагаемых действий.
21
Согласно Копенгагенской школе, секьюритизация может быть представлена так называемым речевым актом. С точки зрения теории секьюритизации говорить – значит делать. Это еще один способ создания мира. John Austin, How to do Things with Words (Oxford: Clarendon Press, 1962).
22
Региональный комплекс безопасности, позволяющий реализовать региональную повестку дня в области безопасности, был первоначально определен Барри Бьюзеном как «группа государств, проблемы безопасности которых настолько тесно переплетены, что их невозможно осознать независимо друг от друга». Barry Buzan, People, States and Fear: The National Security Problem in International Relations (Hemel Hempstead: Harvester Wheatsheaf, 1983).
23
В определенной степени это расширение рамок взаимодействия между государствами укрепило так называемый структуралистский взгляд на международные отношения, на то, что взаимодействие между геополитическими агентами всегда было и будет проявляться различными аспектами конкуренции между богатыми и бедными в конечном счете для достижения конкретных экономических целей. Edward H. Carr, The Twenty Years’ Crisis, 1919–1939, 2nd ed. (London: Macmillan, 1946).
24
Аналогичным образом экзистенциальные угрозы для объектов-референтов влияют на другие объекты, вызывая риски, которые необходимо устранить независимо от того, представляют ли они реальные или концептуальные угрозы. Давление общества на политиков привело к призывам устранить риски еще до того, как фактическая угроза сформулировалась и материализовалась. Это касается таких разных вопросов, как «война с террористами» и изменение климата. Rens Van Munster, Logics of Security: The Copenhagen School, Risk Management and the War on Terror (University of Southern Denmark, Political Science Publications, 2005); Holger Stritzel, Towards a Theory of Securitization: Copenhagen and Beyond, European Journal of International Relations 13, no. 3 (2007): 357–83.
25
Традиционно понятие безопасности основывалось на предпосылке, что ее референтный объект – это государство в качестве гаранта безопасности нации. Таким образом, индивид, по сути, передавал ответственность за собственную безопасность в руки властей, делая секьюритизацию своей обязанностью. Поэтому действия, подлежащие секьюритизации, лежали преимущественно в плоскости межгосударственных и международных отношений и были сосредоточены на обороне, а после окончания Второй мировой войны – на энергетике и распространении ядерного оружия. Это помещало явные соображения безопасности в сферу «высокой» политики, которая была исключительной сферой деятельности государств как основных акторов, несущих ответственность за устранение угроз безопасности. Emma Rothschild, What is Security? Daedalus 124, no. 43 (1995): 53–90; T. Hobbes, The Leviathan (Abingdon: OxfordUniversity Press, 1998).
26
Kenneth Waltz, Theory of International Politics (Reading, MA: Addison-Wesley, 1979), 168.
27
David Singer, Threat-Perception and the Armament-Tension Dilemma, Journal of Conflict Resolution, 2 (1958): 90; http://www.jstor.org/discover/10.2307/172848?uid=3739656&uid=2&uid=4&uid=3739256&sid=21103253585827.
28
Robert Owen Keohane and Joseph S. Nye, Jr, Power and Interdependence (Harlow: Longman, 2001).
29
Jessica T. Mathews, Redefining Security, Foreign Affairs 68, no. 2 (1989): 162–77; http://www.foreignaffairs.com/articles/44331/jessica-tuchman-mathews/redefining-security.