И Питер снова завел глаза под веки, правда, не так высоко, как тогда, когда говорил насчет драгоценностей.
Гостей в зале все прибавлялось. Лакеев — тоже. Стол бармена был уже пуст на три четверти. А очередь к нему не уменьшалась. Жужжание становилось все громче. «Разве это не прелестно?!» — раздавалось все чаще. Флотилии корабликов-креветок уничтожались катастрофически быстро. На специальные тарелочки в беспорядке валились мачты.
Именно в это время и раздался крик.
— А я вам говорю, что виновато общество! — кричал какой-то мужчина.
Другой ему отвечал так же раздраженно и так же громко:
— Негры слишком многого хотят!
— А я говорю, общество виновато!
— Негры требуют…
Все обернулись на крики. Неподалеку от рояля стояли группой человек пять. Двое из них кричали друг на друга:
— Общество!
— Негры!
— Общество!
— Негры!
Они вытянули шеи. Лица их были бледны. Глаза смотрели злобно. Зал притих. Все ждали, что будет дальше. Кто-то рядом со мной молвил со вздохом:
— Никуда не денешься от этих споров.
Другой добавил:
— Разве можно так?
И женский голос резюмировал:
— Напились.
Спор продолжался. В него включилась вся группа. Теперь уже четверо кричали на одного:
— Негры!
Один кричал на четверых:
— Общество!.
Кричали на октаву выше, чем вначале. И уже поднимались руки с кулаками. И уже образовалось вокруг них кольцо пустоты. Его замыкали люди воспитанные. Они стояли вполоборота к спорящим, будто занятые своими делами и своими разговорами, делая вид, что ничего особенного не происходит. Но каждый косил глазом — каждому любопытно было посмотреть, что будет дальше.
Дальше была драка. Быстрая и стремительная. Без хамства. Кто-то взвизгнул. Кто-то уронил стакан, и, он, заныв, покатился по полу, а кубики льда весело разлетелись в разные стороны по паркету.
— Где хозяин? — раздался тревожный крик.
И тогда пятеро споривших остановились. И тот, кто кричал «Общество!», высокий и худой, с усами, махнул рукой, улыбнулся и сказал:
— Доспорим в следующий раз. А сейчас будем играть…
Вначале было удивление. Потом смех — с облегчением или разочарованием в зависимости от того, кто чего ждал, и аплодисменты. Аудитория догадалась: актеры, сюрприз. Как это мило со стороны хозяев. И уже посыпалось с разных сторон:
— Разве это не прелестно?
А длинный усатый парень в спортивном пиджачке весело и напористо, как затейник в санатории, объяснял правила игры:
— Этой палкой, — и показал газетный лист, свернутый трубой, — я ударяю кого-нибудь из вас. Тот должен схватить палку и занять моё место, а потом ударить еще кого-нибудь и так далее. У меня четыре палки — разбирайте.
Общество быстро откликнулось. Размяться после долгого стояния с бокалами в руках не мешало.
Питер толкнул меня в бок и весело подмигнул: знай, мол, наше высшее общество.
Кто-то взял первую палку, потом вторую, весело завизжала девица в «насквозьке», и пошла кутерьма. Беготня, крики, смех. Удары становились всё громче. Кому-то сбили причёску. Кому-то для смеха подставили ножку — тот упал. Хохот. А пятеро актёров втягивали в игру всё новых и новых:
— Давайте к нам, давайте! Участвуйте! Участвуйте!
И снова неожиданно из гущи игры вырвался крик. На этот раз женский. Кто-то кричал плача:
— Переставьте, перестаньте меня бить! Перестаньте, мне больно. Вы вовсе не играете! Вы просто бьёте! Бьёте! Изо всей силы!
Игра остановилась. Женщина плакала навзрыд. И слезы лились по щекам. Настоящие слезы. Снова сам собой образовался круг. Люди стояли, разгоряченные игрой, запыхавшиеся. Женщина оказалась посреди круга. Небольшого роста, в мини-платье, с простой причёской. Вытирая слёзы, всхлипывая, она говорила, теперь уже обращаясь ко всем:
— Вы только делаете вид, что играете. Вы рады ударить друг друга. Хотя бы под видом игры… Вы всю жизнь играете в доброту. Делаете вид, что помогаете кому-то, что-то жертвуете. Ничего вы не жертвуете! Вы думаете только о себе. Только о себе. Вам безразличен человек. Вам безразлично, кому жертвовать. Лишь бы знали, что вы жертвуете.
Она говорила не очень громко, с печальной убеждённостью. Слёзы её высохли.
Кто-то сказал:
— Опять театр.
— Нет, не театр, — тут же ответила женщина. — Вам удобно, чтобы это был театр. Но это уже не театр.
Она посмотрела на пятерых актеров. Те стояли неподалеку. Растерянные.