— Вас действительно пригласили, чтобы вы «сыграли» что-нибудь о расизме? — спросил я.
— Да. Но мы решили поговорить о них самих.
— Вы не боитесь, Джон, что вас перестанут финансировать после того, что вы натворили?
Он усмехнулся:
— Финансирование грошовое. На эти деньги мы можем только снять конуру для репетиций. Но они не перестанут. Перестать — значит признать, что мы сказали правду. Они делают хитрее. Они не принимают это на свой счёт. Они аплодируют. Это, мол, о других. Умные, бестии. И нервы крепкие. Осечка у них вышла только с той стервой. Остальных не пробьёшь.
— Вы надеялись?
Он махнул рукой:
— Нет. Скорее для собственного самообразования. Интересно было, как они станут реагировать. Мы работали в разных аудиториях. Встречали сочувствие, ненависть, редко — равнодушие. Среди таких, — Джон вздёрнул лицо куда-то к верхушкам небоскребов, — мы выступали впервые. И встретили что-то совсем новое. Мы ещё не разобрались — что. Но что-то очень упругое, растягивающееся, как резина…
Глава двенадцатая
ДЕКАБРЬ
Похождения виолончели
Человек, лицо которого было сжато седыми баками, похожими на стальные японские мечи, коими волевые самураи делают харакири, объявил:
— Леди и джентльмены, я хочу представить вам сегодня молодой талант, который предъявляет музыке более высокие требования, чем предъявляем мы. Прошу тепло встретить виолончелистку мисс Шарлотту Мурмэн.
Леди и джентльмены — их было не больше двух десятков в этой большой, богато обставленной квартире, занимающей почти весь этаж в доме на Пятой авеню, — вежливо зааплодировали.
Но требовательный талант появился не сразу. Вначале в комнату вкатили обширную платформу на бесшумных колесиках. На ней я разглядел пюпитр с нотами, стул, а также следующие предметы: электроплитку, сковородку, несколько яиц в деревянной плошке, нож, велосипедную грушу-гудок, тарелки фаянсовые, молоток с деревянной ручкой, два ведра жестяных, несколько бутылок с кока-колой, кусок оконного стекла средней толщины на подставке, магнитофон, мужские штаны серые полушерстяные (с виду) на вешалке, два динамика производства неизвестной фирмы, клубки проводов среднего диаметра и прочую хозяйственную мелочь, которую я в данном перечислении опускаю. Имущество такого разнообразия и количества обычно остается после, пожара небольшой бруклинской продуктово-хозяйственной лавки и вывозится с пепелища на одноколесной тачке друзьями и родственниками погорельцев под плач и стенания последних.
Затем служители вынесли виолончель, которую поставили рядом со стулом. И только тогда появилась сама мисс Шарлотта Мурмэн, женщина лет двадцати пяти в длинном чёрном платье.
Она остановилась возле платформы; и ей снова похлопали. Мисс села на стул среди своего странного имущества, не очень вязавшегося с обстановкой респектабельной квартиры и вечерними костюмами гостей, проверила контакты проводов, раскрыла ноты на пюпитре и принялась настраивать, инструмент.
Человек с самурайскими мечами на щеках сказал:
— Композитор Джон Кэйдж, «Конструкция номер 26 минут 11 499».
Виолончелистка некоторое время посидела в молчании, опустив руки к полу. Затем взглянула на ноты и принялась довольно громко — думаю, всем было слышно, — стучать каблуком по платформе. Так она стучала с минуту, не отрывая сосредоточенного взгляда от нот и чуть шевеля губами. Отсчитав, сколько полагалось, она наконец энергично взмахнула смычком и провела им по струне. Над виолончелью поднялось легкое канифольное облачко. Инструмент издал звук индустриального характера. Затем мисс Мурмэн отсчитала ногами и губами еще несколько тактов, после чего нажала велосипедную грушу-гудок. Звук получился не более мелодичный, но зато менее неожиданный, чем первый. Тут исполнительница перевернула страницу, и дело пошло быстрей. В темпе аллегро модерато была включена электроплитка и без паузы, в развивающемся крещендо, нажата кнопка магнитофона. В комнате раздался вой полицейской сирены. Затем виолончелистка ритмично, одну за другой, открыла четыре бутылки с кока-колой и вылила содержимое в кружку. Пробочные хлопки, шипение и бульканье всемирно известного напитка были усилены высококачественными динамиками. В.след за тем последовало выразительное стаккато четырех яиц, разбитых над уже раскалившейся сковородкой. Пощёлкивание пригоравшего кукурузного масла придало стаккато особую выразительность и аппетитность.