Когда Реддитт вошёл в кабинет Холломена, он застал их всех. Начальник полиции поднялся навстречу детективу.
— Ну вот, наконец-то ты пришёл, Эд. Слушай, тут есть важное дело для тебя. — Холломен положил руку на плечо Реддитта и увлек его в сторону, подальше от стола, за которым шло совещание.
— Слушаю, сэр.
— Понимаешь, какая штука, — сказал Холломен, не снимая руки с плеча негра. — Тебя, понимаешь ли, готовятся убить, вот в чём дело.
— Меня? Кто? — удивился Реддитт.
— Да, видишь, какая ты у нас теперь важная птица, — засмеялся Холломен, — уж и покушение на тебя готовят.
— Ошибка какая-нибудь. Кому я нужен?
Холломен понизил голос:
— Вон видишь того джентльмена? Он из секретной службы. Из Вашингтона. Специальна приехал сюда из-за тебя. У них есть абсолютно точная информация от дорожной полиции штата Миссисипи, что одна тамошняя организация тупоголовых приняла решение убить тебя.
— Из Миссисипи? — ещё более удивился Реддитт. — Да что я им сделал? За что?
— Уж не знаю. Знаю только, что они отрядили для этого снайпера из Сент-Луиса. Вполне возможно, он уже здесь, в Мемфисе. Благодари секретную службу. Их человек, понимаешь ли, специально летел сюда из Вашингтона для того, чтобы сообщить нам об этом. Так что тебе лучше всего, брат, ехать домой. Дам тебе двух офицеров на всякий случай и езжай.
— Как же с охраной Кинга? — спросил Реддитт.
— Тут не беспокойся, это, понимаешь ли, моё дело. А ты давай домой и сиди там с обоими офицерами, пиво пей.
— Зачем же домой? — спросил Реддитт. — Перепугаю всю семью. У меня тёща больная.
— Нашёл о чём говорить сейчас — тёща! — недовольно поморщился Холломен. — Ну, хорошо. Можно не домой. Поставь машину неподалёку от дома и сиди в ней. Эти двое будут вместе с тобой. В машину.
— А Кинг? — ещё раз спросил Реддитт.
— Что Кинг?! Ничего, понимаешь ли, не сделается с твоим Кингом. Там все будет в порядке. Езжай домой. Это приказ. Понятно?
— Конечно, понятно.
Реддитт в сопровождении двух полицейских офицеров сел в служебную машину, которая отправилась к нему. Неподалеку от дома она остановилась, офицер за рулем выключил двигатель и откинулся на сиденье. Все трое молчали.
Это было глупейшее сидение. Именно сейчас они представляли собой наилучшую, наиудобнейшую мишень для возможного снайпера. Но приказ оставался приказом, они сидели и молчали.
Реддитт не думал о снайпере. Он был уверен, что вся эта история — какая-то ошибка, она скоро выяснится, и его снова пошлют охранять Кинга. Реддитт был уверен также, что Холломен, конечно, послал кого-нибудь заменить его в здании пожарной станции № 2. Ричмонд, понятно, расскажет этому новому детективу, какой план действий они составили на случай возникновения реальной угрозы жизни Мартина Лютера Кинга. Одним словом, он думал о Кинге. Он так часто бывал с ним — каждый раз, когда тот приезжал в Мемфис, — так часто слушал его речи, что, наверное, был его последователем, хотя в общем-то никогда серьезно не задумывался над этим.
Так, молча, каждый со своими думами, они просидели в машине минут десять-двенадцать. Затем Реддитт, чтобы отвлечься от тревожных мыслей, включил радио. И буквально сразу — диктор будто ждал того момента, когда Реддитт повернет ручку приемника, — услышал торопливые слова: «Только что совершено покушение на Мартина Лютера Кинга!..»
Когда ждешь чего-то страшного, это страшное большей частью случается. Реддитт боялся и ждал беды с Кингом. И она пришла.
Сами слова диктора показались ему выстрелом. Даже не в Кинга — в него самого. Он выскочил из машины, побежал к телефону-автомату. Позвонил в полицейское управление, попросил разрешения немедленно включиться в дело, в расследование. Дежурный офицер попросил обождать, видимо, звонил кому-то, разговаривал, затем ответил: «Делайте то, что вам приказано».
Он позвонил на следующий день, в пятницу, 5 апреля, и в субботу, 6 апреля, тоже позвонил. И каждый раз получал подтверждение приказа — оставаться дома. А когда позвонил в воскресенье, 7 апреля, ему сказали, что расследование закончилось и что с понедельника он может возвращаться на работу.
Так обстояло дело с «охраной» Мартина Лютера Кинга в тот день 4 апреля 1968 года, судя по тому, как об этом рассказал сам Реддитт американскому юристу Марку Лэйну.