Удар был традиционен, вполне в духе времен Маккарти, однако точно рассчитан и вовсе не однозначен, как могло бы показаться на первый взгляд. Выстрел был сделан в Кинга, но рикошетил он и в Джона Кеннеди и в его брата Роберта.
Кеннеди — Кинг — Кеннеди.
Это не только формула, выражающая хронологию крупнейших политических убийств в Америке в 1963–1968 годах. Это и формула связи, которая образовалась в начале шестидесятых годов, когда все трое ещё были живы. Как охарактеризовать эту связь? Как политическую? Чисто человеческую? Духовную? Возникшую на основе общих принципов, взглядов на демократию, на проблему расовых взаимоотношений?
Может быть, там были элементы всего. Но доминировал все же политический расчет. Расчет — не со стороны Кинга, конечно (хотя поддержку Джона Кеннеди он, по-видимому, ценил), но со стороны братьев. Кинг попал в «коробочку» между двумя Кеннеди. И где-то рядом примостился Гувер, бессменный директор ФБР, пользовавшийся этим странным сочетанием К-К-К для своих (и не только для своих) целей. Сочетание К-К-К установилось в 1960 году, когда в Атланте Кинг был арестован за участие в очередной мирной демонстрации в защиту прав черного населения Америки и приговорен к трём месяцам каторжных работ.
Октябрь 1960 года.
В большой комнате гостиничного номера стены увешаны плакатами: «Голосуйте за Джона Кеннеди!», «Джон Кеннеди и Линдон Джонсон — вот кто вернет Америке идеалы!», «Джон Кеннеди объединит Америку!», «Объединим Америку с Кеннеди!». На сером металлическом канцелярском столе, неожиданном в этом довольно прилично обставленном номере, — почти десяток телефонов. Лампочки- то на одном, то на другом требовательно подмигивают. Звонков не слышно. Но это мигание достаточно настойчиво и утомительно. Джон Кеннеди сидит на диване без пиджака. Рукава белой рубашки подвернуты чуть ниже локтей. Ноги в носках — на журнальном столике, заваленном кипой бумаг. Голова откинута на спинку дивана, глаза закрыты. Кандидат в президенты то ли спит, то ли думает о чем-то, то ли просто отдыхает.
У телефонов — Роберт Кеннеди. Он сидит на канцелярском столе, поставив ноги на стул. Одна телефонная трубка укреплена у него на плече, две другие он держит в руках.
Тэд Соренсен сосредоточенно, опустив очки к пишущей машинке, печатает очередную речь кандидата. Только что протиснулся в дверь, не дав войти в комнату кому-то, оставшемуся там в коридоре, Пьер Сэллинджер, пресс-секретарь будущего президента, и сразу запахло в номере дымом от его вечной сигары.
Сэллинджер подходит к дивану и садится рядом с Джоном Кеннеди.
— Это ты? — не открывая глаз, спрашивает Кеннеди.
Оэллинджер кивает, будто Кеннеди может видеть его.
— Узнаю по запаху. — Всё ещё не открывая глаз, устало добавляет тот так, чтобы слышали все в комнате. — С сегодняшнего дня Сэллинджеру не разрешается подходить ко мне, кандидату от демократической партии в президенты Соединённых Штатов Америки, ближе чем на один метр.
— Расстояние, непреодолимое для фамильярности? — спрашивает Сэллинджер.
— Нет, расстояние, на котором ты не можешь поджечь кандидата своей сигарой.
Никто в комнате не улыбается. Не улыбается и Сэллинджер. Не улыбается сам Кеннеди. Все устали.
Идут последние — самые горячие — дни предвыборной борьбы. 8 ноября — выборы, к которым в бешеной гонке мчатся два кандидата в президенты — Кеннеди и Никсон.
— А я решил, кандидат настолько уверен в своей победе, что уже боится фамильярности тех, кому он этой победой будет обязан, — говорит Сэллинджер.
— Кандидат далеко не уверен в победе. Но он также далеко не уверен в том, что если он ее и одержит, то будет обязан ею тебе, мой дорогой.
Джон Кеннеди наконец открывает глаза, берет какие-то листки бумаги с журнального столика и начинает их просматривать, отхлебывая кофе из пластмассового стаканчика.
— Кандидат будет обязан именно мне своей победой, если примет моё предложение.
— Ты опять о Кинге? И опять выдаешь эту идею за свою, хотя она принадлежит Бобби…
— Потому что для всякой, идеи сторонник важнее, чем автор, — откликнулся Роберт Кеннеди.
— Я опять о Кинге. Его арест слишком большое событие, чтобы кандидат в президенты мог промолчать об этом.
— Не преувеличивай.
Голову от машинки поднял Тэд Соренсен, снял очки, протер уставшие глаза пальцами рук, снова надел и сказал: