„Знаешь ли, моя милая, как зовут-то тебя? Анна, что ли? — Знаешь ли, моя милая, очень может быть, — очень и очень может быть, что ты не крала. Но не знаю я, как мне с тобою быть. Дело твое плохое. А главное, твоя барыня — не кто-нибудь, и повернуть твое дело против нее — трудно. Даже невозможно. Понимаешь ли ты, Анюта, что если она не отстанет говорить свое, то нельзя оправдать тебя иначе, как обвинив ее. А этого никак не сделаешь. — Не могу и не берусь. Право, не знаю, что мне с тобою делать“. — Он стал думать. — „Право, не знаю“. — „Будьте моим ангелом-спасителем!“ — Анюта целовала его ноги. — „Встань, милая. — он поднял ее. — Право, мне жаль тебя, милая, только не знаю, что тут можно сделать… Разве вот что: поеду к твоей барыне, не согласится ли она бросить это дело. Тогда бумаги изорвем, и кончено“. — Анюта опять бросилась к его ногам, уже со слезами радости, бедная. — „Погоди быть уверена, милая: кто ж ее знает, согласится ли? — Сама ты говоришь, баба злая; да и я так слышал. Но может быть, и очень может быть. Скажу, что ты остаешься у меня. — натурально, тогда ей не будет опасенья, что ее муж останется в связи с тобою. Молись только богу, чтобы согласилась“.
Он позвонил. — „Скажи там, что эта подсудимая, Анна, — по краже у барыни, — остается пока у меня. — Да ты что умеешь делать? Голландское белье хорошо моешь?“ — „И блонду и кружева мою хорошо, не только полотно“. — „И блонду моешь? Но в этом-то нет надобности. А хорошая прачка — не лишнее. — Так оставайся покуда, милая. — Эй, отведите эту девушку к Степаниде“. — Слуга повел Анюту к Степаниде. Старуха Степанида тоже выслушала ее историю с участием; другая служанка, молодая и красивая, прислушивалась тоже не без участия и потом заметила: „Ну, что же, если бы ты и надолго осталась, то бог с тобою: девка ты, кажется, смирная, авось не будем грызться. — Прибыль-то мне не велика, слишком-то любить его не за что, Ивана-то Ильича“.
Перед обедом позвали Анюту к Ивану Ильичу. — „Благодари бога, милая. Барыня твоя бросает дело“. — Анюта не помнила себя от радости. — „А что спина-то у тебя еще болит, Анюта?“ — Степанида и другая служанка уже заботились, о ее спине. „Теперь гораздо легче“. — „И прекрасно, милая, желаю тебе скорого выздоровления. Иди себе, до свиданья“.
Спина Анюты очень скоро вылечилась. — „Ну, теперь ступай ты к нему на перемену мне. — сказала другая молодая служанка. — Он спрашивал, я ему сказала, пришлю ныне тебя“. — „Да ты иди со мною, я одна-то не смею“.
„Ах ты, дура, дура! — Ну, пожалуй, провожу“. — Проредила и сдала Ивану Ильичу с рук на руки.
„Ах ты, милая моя Анюточка, да ты в самом деле была невинная?“ — сказал Иван Ильич в удивлении и восторге и принялся целовать Анюту с нежностью больше той, с какою принял ее на свою постель.
„Смотри-ко ты, Степанида. — сказала на другое утро прежняя фаворитка Ивана Ильича. — Вот тебе девушка-то, Анюта-то — Слышь, Иван-то Ильич говорит мне: а ведь не и врала, была невинная. А мы с тобою не верили. Ах ты, Анюточка, моя милая! — То-то тебе и страшно-то было идти! А я смеялась! — Ну, теперь останешься вовсе жить с нами! — Он полюбил тебя за это. И счастье мое, что ты доброго сердца. — хоть и войдешь ты в милость к нему, все мне от тебя не будет притеснения“.