30. Потерял всякое терпение и сказал: «Вы очень красивый мужчина, Федор Данилыч». — Он поправил галстук, приятно улыбнулся и опять глядит и глядит. Снова лопнуло терпение. — «Я не видел Штрауса, который играет в Павловском вокзале; говорят, красавец; похож на вас, Федор Данилыч?» — Поправил галстук, улыбнулся: — «Покорно вас благодарю, Владимир Алексеич, за такое мнение. Но точно, есть некоторое сходство».
Июль
1. Федор Данилыч проникся безграничною дружбою ко мне. Почти вовсе не глядит ни на Илатонцева, ни на Юриньку; все на меня.
2. Федор Данилыч сообщил мне: «Я смотрел в зеркало, Владимир Алексеич: немножко я загорел». — «Не огорчайтесь, Федор Данилыч: есть какое-то умыванье от загара; вы пошлете в Симбирск, привезут». — «У меня оно взято с собою, Владимир Алексеич». — «Очень рад, Федор Данилыч».
3. Приехали. Дом в полуверсте от села, у подошвы холма. Деревянный, одноэтажный. С трех сторон сад. Верхним концом переходит в парк. Выше парка по хребту простой лес. Он идет горами до самой Волги. Прямо тропинкою, это верст пять. По дороге верст пятнадцать. — «Почему же село построилось не на самом берегу Волги?» — «Видите, какие луга по речке; да и самые лучшие поля тут же, повыше. А через горы до них и не доехал бы». У впадения речки в Волгу другое село.
Нашли дом еще пустым. Тетушка, вероятно, загостилась где-нибудь на дороге.
4. Иду по саду. — смотрю, Федор Данилыч сидит на дерновой скамье у ручья и плачет, приложивши платок к лицу. «Соскучился по Алине Константиновне, Владимир Алексеич; вы знаете наши отношения». — Так вот что! Не могу теперь осудить Илатонцева. Будь я богатый помещик, будь у меня родственница фрейлина солидных лет, и мне пришлось бы держать именно такого секретаря. — «Вы очень любите ее, это делает вам честь, Федор Данилыч. Но зачем же плакать? Понимаю ваше разочарование; но теперь она уже скоро приедет». — «Может быть, она и разлюбила меня». — «Полноте, как можно это думать!» — «Нет, Владимир Алексеич, это может быть. Разве я не понимаю, зачем она ездила?» — «Стыдно и думать это, Федор Данилыч. — помилуйте, что вы!» — «Нет, Владимир Алексеич, я уже давно стал догадываться, что она делает в Париже!» — «Если б она и искала там развлечений, Федор Данилыч, то неужели вы будете так бесчеловечен, чтобы не забыть этого? Будьте великодушен и любите ее без напрасных упреков». — «Я и не ревную, Владимир Алексеич: но только может быть, что она сама охладела ко мне. Там она могла узнать сколько мужчин, может быть иных и лучше». — «Вы слишком скромно думаете о себе, Федор Данилыч. Я, напротив, уверен, она убедилась, что все те господа — самые пустые люди. Ручаюсь вам, она возвратится с удвоенною привязанностью к вам». — Успокоил и утешил человека. Сделал доброе дело.
Илатонцев: «А мы с вами еще не собрались поговорить, какие условия будут между нами». — «Прекрасно, давайте говорить». — «Он: „Столько обязан. — запутался бы в этих акционерных шарлатанствах; — погубил бы, может быть, сотни тысяч“ и т. д. Поэтому „довольно щекотливое положение“ и т. д. — „В начале нашего знакомства вы говорили о 1000 рублях жалованья, если я по окончании курса буду гувернером Юриньки. Надеюсь, не отступитесь от вашего слова“. — „Тогда я еще не получал от вас такой важной услуги“. — „Да, она ничего не стоила мне; кроме того, вы поквитались, выхлопотав место моему приятелю Черкасову“. — „Помилуйте! — Притом же я тогда еще мало знал вас“ и т. д. — Словом, борьба взаимного благородства, чего и опасался я. Стало тошно; потому: „Поговорим лучше о другом. Вы ждете вашу дочь. Судя по вашим рассказам о ее воспитательнице, я думаю, что девушка достойная уважения. А ныне поутру я утешал Федора Данилыча; как же это будет на ее глазах?“.
Начал объясняться. История длинная. Скучно писать. Но по совету madame Ленуар, которая тогда еще жила у него, всем в доме сказано, что обе невинности повенчаны; что брак надобно скрывать, потому что Алина Константиновна фрейлина. Так знает и его дочь еще с той поры.
5. Ничего особенного. Заходил в библиотеку. Действительно, хорошая. По французской литературе времен энциклопедистов, даже очень полная. Дед Илатонцева был, как тогда следовало, вольтерианец.
6. Можно ли любить женщину, которая пассивно позволяет любовнику ласкаться, а сама думает в это время, какое платье сшить себе: гласе или барежевое? Можно. Но долго ли можно? — Смотря по тому, каков сам тот, кто любит: иному можно и долго, и всю жизнь. — Понятно стало, почему не было у меня мысли о самоубийстве: инстинктивно чувствовалось, что боль пройдет