За воротами, на которых красовалась золотыми буквами вывеска, Сергей на мгновение остановился и быстро осмотрелся. Никого. Никто его не сопровождает. Опустив воротник пальто, решительно подошел к обитой черной клеенкой двери, открыл ее и очутился в полутемном коридоре. Широкие, пологие ступеньки вели на второй этаж. Кравчинский не спеша поднялся, без стука вошел в небольшую светлую комнату.
Мышкин сидел за столом, просматривал гранки. Он настолько был увлечен работой, что или не услышал, или не обратил внимания на гостя, и Сергей, улыбаясь, так и стоял у порога, любовался роскошными черными кудрями, которые Ипполит в раздумье поглаживал рукой.
— Ипп, — наконец тихо окликнул Сергей, — здравствуй!
Ипполит вскочил.
— Сергей! Здорово, друг!
Стройный, крепкий в руках, он подошел, обнял Кравчинского, усадил в старенькое, потертое кресло.
— А я, видишь, увяз по самые уши... Сижу день и ночь... То гранки, то верстка, то так... Мороки до чертиков... Не успеваем переплетать книги. Надо что-то придумать. Не хватает людей. Да и места мало... тесно. А время такое...
— Сочувствую, — искренне проговорил Кравчинский. — С радостью помог бы, но меня гоняют, как зайца, не дают нигде засиживаться.
— Знаю, дружище, знаю. — Мышкин ослабил галстук, расстегнул воротничок. — Вот послушай, что я придумал. В. Саратове, Пензе, Калуге есть замечательные люди. Мастера. Что, если договориться с Порфирием Ивановичем и взять в аренду те мастерские? Будем посылать туда оттиски — пусть брошюруют, переплетают... Это нас очень разгрузит.
— Пересылка? — в раздумье молвил Кравчинский. — Но ведь это же не одна книжка — десятки. Могут раскрыть.
— А мы будем маскировать. На дно ящиков положим книги, а сверху кожаную обувь. Другого выхода нет.
— Посоветуйся с Порфирием Ивановичем, — порекомендовал Кравчинский. — Он в этом деле имеет опыт.
Зашла Фрузя. В рабочем фартуке, руки черные — наборщица.
— Видишь, — обратился Ипполит к гостю, — даже жену эксплуатирую. Мало того, что сам здесь погибаю, еще вот и ее привлек, заставил.
— Ипп, как тебе не стыдно? — укоризненно сказала Фрузя. — Не верьте ему, Сергей, я добровольно нанялась.
Это была правда. Полгода тому назад Фрузина Супинская, дочка богатого польского помещика Винцента Супинского, лишенного всех прав и имущества и высланного в Россию за участие в восстании 1863 года, вместе с четырьмя своими подругами, две из которых тоже были польки, появились в кабинете Мышкина и предложила свои услуги. Что они умеют делать? Они наборщицы. К тому же их рекомендуют Войнаральский и Берви-Флеровский, с которыми они сдружились на севере.
Ипполит Никитович оставил всех пятерых и ни разу не сожалел — девушки были образцовыми работницами. С Фрузей, светловолосой, нежной и веселой «полькой из Архангельска», Мышкин особенно сдружился, а вскоре она стала его женой.
На старых, с усохшими верхушками липах возились грачи, с крыш текли струйки от таявшего снега.
— Весною веет, — сказал Мышкин, раскрывая окно. — Скоро в народ, а мне...
— То, что ты делаешь, не менее важно, — сказал Кравчинский. — Дела твои, как сказано в святом писании, не забудутся в веках. Кстати, наше товарищество просит тебя, дорогой Ипполит Никитович... — и Сергей пояснил цель своего визита, назвав, сколько и какой литературы им понадобится в ближайшее время.
— У вас люди... много людей, а я задыхаюсь без них, — вернулся к предыдущему разговору Мышкин. — Понимаешь? Я не могу здесь развернуться. Здесь, на глазах у Вильде, под самым носом у Слезкина[3].
Договорились, что Сергей в ближайшее время свяжется с надежными людьми на периферии, в некоторых городах побывает сам и выяснит возможность организации переплетного дела.
На этом и разошлись. Однако вечером случай свел их снова. Выходя от Мышкина, Кравчинский встретил в коридоре Войнаральского, который обрадованно воскликнул:
— А я вас разыскиваю, молодой человек! Не сможете ли вы прийти ко мне вечером? Дело есть. Только непременно.
— Для дела я всегда готов, — ответил Кравчинский. — Обязательно буду.
До вечера оставалось несколько часов, и Сергей, чтобы не тратить времени попусту, взял пролетку и поехал к Пичковскому, у которого жил после той тревожной ночи. Там он и работал. «Что могло случиться? — соображал. — Почему Порфирий Иванович приглашает к себе? Может быть, по поводу того самого леса?»
Вспомнилась недавняя история. Неподалеку от села, в котором помещалась усадьба Войнаральского, был бор, ставший предметом спора между помещиком и крестьянами. В конце концов суд, очевидно подкупленный богачом, признал бор собственностью помещика. Крестьяне взбунтовались, начали грозить поджогом. Угрозы дошли до станового пристава, и он заявил на сходе, что в случае пожара погонит всех крестьян тушить его. Крестьяне в ответ грозились встретить представителя власти кольями...