Гейдсхед — городок перед Ньюкаслом. Здесь проживал Роберт Спенс Уотсон, который вместе с Пизом вышел встречать Сергея Михайловича. Степняк сразу заметил их, высоких, статных, и, повременив, пока основная масса пассажиров прошла по перрону, направился к ним.
— А вот и наш гость! — воскликнул Эдуард Пиз, первым увидя Степняка.
— Рад видеть вас на нашей земле, мистер Степняк, — проговорил Уотсон, пожимая Сергею Михайловичу руку.
После дружеских приветствий Пиз взял саквояж из рук Степняка, и они медленно пошли к выходу.
На площади, у здания вокзала, ждал кабриолет.
— На Беншем Гроув, — сказал извозчику Уотсон и добавил, обращаясь к гостю: — Поедемте ко мне. Моя семья будет иметь огромное удовольствие видеть вас, принять у себя в доме и сделать все для вашего удобства.
— Сердечно благодарю, мистер Уотсон, — сказал Сергей Михайлович. — Я и не мечтал о такой встрече. Не стесню ли я вас?
— О нет, — улыбнулся Уотсон, — у нас места хватит.
— Я также с большой охотой предоставил бы вам свой дом, дорогой друг, — проговорил Пиз, — но не смею перечить просьбе господина Уотсона, он первый предложил свои услуги.
— Еще в письме, — добавил Уотсон. — Правда, господин Степняк?
— Правда, — подтвердил Сергей Михайлович. — Я весьма тронут вашим вниманием, господа, и действительно не знаю, кому принадлежит пальма первенства. Полагаюсь на ваше усмотрение.
— Считайте, что с этим вопросом покончено, — сказал Уотсон. — Надолго ли вы приехали, мистер Степняк?
— Представьте себе, на этот раз не предусмотрел. Неделю, две... месяц. Ведь мне предстоит выступить в Глазго, Эдинбурге, Абердине.
— О! — воскликнул Уотсон. — Смотрите, еще, чего доброго, в Гренландию угодите!
Был февраль, над городом, вырываясь из ледяных просторов Северного моря, веяли холодные ветры, засыпали улицы, палисадники, дворики мелкой колючей крупкой.
— Разгулялась непогода, — говорил Пиз. — Вам не будет холодно? — спросил Степняка, взглянув на его легкое пальтишко, хотя и сам был одет не теплее.
— Посмотрим, — улыбнулся Степняк. — Зачем загадывать вперед?
Кабриолет свернул в тихий, безлюдный переулок и остановился перед небольшим двухэтажным домиком в глубине двора.
— Вот здесь мы и живем, — сказал Уотсон. — Прошу в дом.
Роберт Спенс представил гостей жене (какое милозвучное у нее имя — Иви!) и двум взрослым дочерям, Мейбл и Рут, помог раздеться и сразу же пригласил к столу.
Была предобеденная пора, Сергей Михайлович в дороге проголодался, поэтому охотно принял предложение. Ему вообще понравился новый знакомый — в меру разговорчивый, деловой, уверенный в себе. Понравилось и жилище — чистое, не заставленное, хотя и довольно плотно меблировано.
— Мистер Степняк, вероятно, думает: вот каков он, этот Уотсон! — сказал Роберт Спенс. — Собственный дом, обстановка... А еще, мол, играет в радикала! Не так ли? — Рассмеялся.
— Нет, не так, — серьезно возразил Сергей Михайлович. — Наш добрый друг Эдуард Пиз предварительно информировал меня.
— Интересно! Что же он вам писал?
— Писал, что вы порядочный человек, мистер Уотсон, — вмешался в разговор Пиз.
— Спасибо, — приязненно посмотрел на него Уотсон.
— Что рабочие уважают вас как гражданина и как адвоката, — продолжал Пиз.
— И что вы кроме юриспруденции любите литературу, поэзию, — добавил Степняк. — А такие люди плохими быть не могут.
— Благодарю, господа, — встал Уотсон. — Правду говоря, не рассчитывал на такие комплименты. Здесь, видимо, большая заслуга всей нашей семьи, нежели моя. Род Уотсонов издавна поддерживал освободительные движения, где бы они ни происходили. Это стало нашей традицией. Отец мой был другом Кошута и Гарибальди. Вот он, посмотрите. — Хозяин подвел гостей к большому, во весь простенок, портрету, на котором был изображен высокий, лет пятидесяти, человек в форме гарибальдийца, державший в вытянутых руках меч. — Этот меч подарен отцу самим Гарибальди, — пояснил Роберт Спенс. — А держит он его, как вы здесь видите, символически, словно передает по наследству.