— Будь осторожна, милая, — напутствовал жену Сергей Михайлович. — Передавай сердечный привет всем нашим.
Он проводил ее на пароход, отходивший во Францию, и долго стоял на причале — смотрел вслед отдалявшемуся судну, пока оно не растаяло в тумане.
XX
Плеханов писал, что рад был бы приехать («Вас хотелось бы мне видеть всем сердцем, а Энгельса всей головой»), однако не уверен, что это удастся, потому что нет денег. «Если бы, паче чаяния, у вас оказалась сумма, способная покрыть расходы, высылайте ее; я скажу большое спасибо и приеду немедленно».
Снова эти проклятые деньги! Всю жизнь преследует безденежье... Нет денег. Не хватает денег...
Чертов мусор!.. Однако надо что-то предпринять. Вряд ли выпадет лучший случай. А встретиться крайне нужно. Столько дел!
Собрав все возможное, Степняк выслал деньги в Париж, Плеханову, а через несколько дней они встретились.
— Приехали! Чертовы дети! — обнимал сразу обоих Сергей Михайлович. — Где же вы так долго слонялись?.. А поворотись-ка, — обращался он к Жоржу, — какой из тебя казак вышел... Стройный, ладный... И ты, брат, возмужал, — тряс Аксельрода. — Заходите же, заходите.
— А вы и вправду как Тарас Бульба, — сказал Плеханов. — Огрубели, посолиднели. Это сколько же? Шесть лет прошло, как мы не виделись.
— Почему же Вера Ивановна не приехала? — спросила Фанни Марковна, которая вернулась из Париже раньше, чем ожидалось.
— Некогда. Дела. Она приедет. Обязательно.
— Ну что за молодцы! — радовался Степняк. — Даже не верится... Идемте же в дом. Фанни, приглашай гостей. Жаль, вина нет.
— Кто сказал нет? — отозвался Аксельрод. — Шампанское! Лавров передал. «Нате, говорит, выпьете за мое здоровье».
— Вот за это ему спасибо.
Гости раздевались, умывались, у всех было праздничное настроение.
— Рассказывайте же, как там и что, — помогая жене, просил Сергей Михайлович. — Чем закончился конгресс? Что за драку учинили анархисты?
Вопросов было много, и сыпались они как из рога изобилия.
— Досадно, что вы, Сергей, не приехали, — говорил Плеханов. — Все интересовались, спрашивали. С вами наша группа выглядела бы солиднее.
— Дело не в количестве представителей, — возразил Степняк. — Ваше выступление, Жорж, прекрасно. Горжусь вами.
— Ну, так уж и гордитесь! — усмехнулся Плеханов. — Я лишь говорил о том, чем живем, что нас более всего тревожит. Скажу откровенно: сейчас как никогда мы должны четко определить свои позиции, отмежеваться от всего наносного, случайного.
— Вы считаете, что его так много?
— Сколько бы ни было, но оно вредит нам. Народничество...
— Вам только бы собраться, и спор обеспечен, — вмешалась в разговор Фанни.
— А разве мы спорим? — Удивился Сергей и переглянулся с Жоржем. — Ну, хорошо, хорошо... Так что же там учинили анархисты?
— Бросились на нас со стульями, хотели дезорганизовать конгресс, вызвать драку, чтобы его закрыли. Но делегаты смяли их, выставили вон. Вообще должен вам сказать, вот Павел подтвердит, такого единодушия, такой поддержки я еще не видел. Конгресс от первого до последнего дня проходил в высшей степени успешно. Оппортунисты потерпели полный крах.
— Всем надоела их лживость, — добавил Аксельрод. — Пролетариат понял, что только марксисты зовут его на правильный путь. Сговор с буржуазией, терпение, выжидание, которые проповедуют посибилисты и гайндмановцы, никого уже не прельщают.
Степняк досадовал, что не удалось побывать на таком важном форуме, показывал верстку своей новой книги.
— Как Фридрих Карлович? — спрашивали гости. — Здоров ли, крепок?
— Сегодня я у них была, — ответила Фанни. — Энгельс чувствует себя сносно, работает над рукописями. А вообще здоровье его...
— Он ко всему прочему нисколько себя не щадит, — добавил Степняк. — Удивляюсь его работоспособности. Больной, он может просиживать дни и ночи за разбором, расшифровкой рукописей Маркса. Все его интересует, ко всему он внимателен. Очень хочет видеть Веру Ивановну, заинтересовала она его своим «Очерком истории Международного Товарищества Рабочих».
— Когда же он нас примет? — спросил Аксельрод.
— Если бы вы приехали вчера, можно было бы сразу и пойти. В воскресенье у него день открытых дверей. А сейчас я постараюсь договориться, условиться с ним, — сказал Степняк.
Он налил в стаканы шампанского, но его никто, кроме Аксельрода, не пил. Так, для видимости, пробовали по полглотка, а Плеханов вообще отказался — дескать врачи не велят... Они еще не говорили о партийных делах, о том, чем жили все эти годы, но Сергей Михайлович почувствовал: Плеханов вырос, вырос неизмеримо, с ним теперь держи ушки на макушке.