IX
В конце сентября, после долгих летних блужданий, друзья вернулись в Москву. Клеменц сразу же выехал в Петербург, а Сергея ждали неотложные дела. Прежде всего Волховский. Его несколько месяцев тому назад арестовали, и он, казалось, бесследно исчез, но жена сообщила, что Феликс наконец нашелся, что он в Москве, в одиночной камере на Басманной, под особым надзором. Жена сообщила также, что он ежедневно выходит на прогулку в какой-то задний дворик недалеко от пруда.
— Я знаю это место! — радостно воскликнул Морозов. Он также вернулся из летних странствий. — Там поблизости живет мой товарищ по гимназии, а отец его, кажется, служит в полиции.
— Ничего себе товарищ, — улыбнулся Сергей. Но не порывай с ним, пригодится. А тем временем надо обследовать местность, составить план, иначе мы будем тыкаться во все дыры, не зная, откуда и как подступиться.
— Позволь мне заняться этим делом, — напрашивался Николай, — завтра же план будет готов.
«Соскучился по настоящему делу», — радовался за товарища Кравчинский.
— Что ж, действуй. Но смотри не торопись, ничего там не перепутай. В таком деле нужна математическая точность.
Феликс Волховский
На следующий день Николай положил на стол лист бумаги с набросанным планом Басманной части.
— Вот на этом месте стоит дом, где содержат Волховского, — пояснил он, — здесь дворик, он небольшой, обнесен высоким дощатым забором, вот так идет улица, здесь сад... А в этом месте удобнее всего перемахнуть через забор.
— Легко сказать — перемахнуть. Какова высота?
— Примерно сажень.
— Не одолеет Феликс, повиснет, и там же его пристукнут.
— Нет, — горячо доказывал Морозов, — я предусмотрел, предлагаю просверлить в заборе дыру, а в нее просунуть палку для опоры. Просто и надежно.
— А подъезд туда каков? — уточнял Кравчинский.
— Нет подъезда.
— Ну вот, уже не годится. Нужно будет бежать, а Волховский не сможет, он ослабел.
— Да пойми же ты, Сергей, лучшего места и лучшего случая не представится. Главное, здесь глухо. По берегу озера за несколько минут доберемся вот сюда, к пекарням, к дровяным складам, там легко спрятаться. Надо только предупредить Волховского, пусть готовится. Армфельдт имеет там какие-то связи.
— Какие?
— С одним жандармским унтером. Он в нее, кажется, влюблен, передает записки, однако, проклятущий, берет по рублю за штуку.
— Но когда Волховский убежит, унтер догадается и выдаст Наталью, — возразил Кравчинский. — Этого допустить нельзя.
— Не сделает он этого, потому что и себя под удар поставит.
— Его заставят. Вот что — сам попробую связаться с Феликсом.
— Как?
— Попробую проникнуть туда.
— Тебя же схватят, Сергей! — ужаснулся Морозов.
— Не схватят. Постараюсь, чтобы не схватили.
И на следующий день в дозволенное время госпожа Волховская пришла в тюрьму для свидания с мужем. Сутулый, заросший мужичок следом за нею тащил огромную корзину.
— А это что? — кивнул на корзину и на мужика стражник.
— Передача, господин стражник, — ответила Волховская.
— Вижу, что не корова. Мужик зачем?
— Руки у меня больные, господин стражник, мужика наняла.
— Не дозволено.
— Не могу я одна.
— Сказано — нельзя.
— Иди домой, Никита, — распорядилась Волховская.
— Я подожду, госпожа, — смиренным голосом ответил мужичок и поплелся во двор.
Вечером, когда они собрались вместе и Волховская рассказала об этой попытке, Морозов резко сказал:
— Что с него возьмешь? Мальчишка. — И обратился к Сергею: — Ты когда-нибудь доиграешься, вот увидишь...
— Ну хватит, хватит, — прервал его Кравчинский и подошел к Армфельдт. — Наташа, познакомь меня со своим унтером.
— Это опасно.
— Не буду же я ему, черт побери, отрекомендовываться, — ответил Сергей. — А в лицо он меня, надеюсь, не знает. Назовусь двоюродным братом Волховского.
Спустя несколько дней, перед вечером, в один из трактиров на Цветном бульваре вошел хорошо одетый, в цилиндре и с тростью под рукой господин. Он вежливо поздоровался с хозяином, медленно подошел к столику, за которым сидел высокий жандармский унтер-офицер. Увидев господина, унтер нервно заерзал на стуле, зачем-то переложил с одного стула на другой свою фуражку.
— Возле вас свободно? — вежливо спросил господин жандарма.
— Пожалуйста, — буркнул тот.
Господин сел, заказал стакан чаю, достал из кармана газету, развернул и, просматривая ее, непринужденно заговорил с соседом по столику. Унтер опомнился и, отхлебывая из своего стакана, с независимым видом поддержал разговор. Говорили они недолго, во время разговора господин, будто предлагая собеседнику взглянуть на какое-то интересное фото в газете, подсунул ему аккуратно сложенный листок бумаги, унтер сразу же накрыл его перчаткой, потом заглянул в газету, покачал головой, улыбнулся и начал прощаться. Вставая, он вместе с перчаткой прихватил записку, привычно сунув ее в верхний карман, надел фуражку, пристукнул каблуками и вышел. Через минуту за ним последовал низенький, в очках гимназистик, сидевший до этого за самым отдаленным столиком.