Выбрать главу

Ужин продолжался долго. Хозяин щедро угощал кислым вином, преимущественно французским, рассказывал о своих путешествиях, встречах. Зато потом, когда они перешли в кабинет, Твен первым вернулся к начатому ранее разговору.

— Мне не попадалась в руки ваша книга, мистер Степняк, — сказал он, — я непременно ее раздобуду. Но я слышал о ней лестные отзывы, она меня интересует.

— Я пришлю вам, возможно даже из Нью-Йорка, — пообещал Сергей Михайлович. — «Подпольная Россия» — это крик моей души. Я не мог не написать ее. Кажется, само провидение оставило меня в живых, вырвало из когтей верной смерти, чтобы я рассказал виденное и пережитое.

— Это трагично. — Твен разжег камин, и они уселись в мягких креслах перед весело поблескивавшим пламенем, освещавшим их лица. — Трагично, — повторил он. — Целый народ под пятой деспота.

— Народы, — добавил Степняк.

— Я не сторонник насилия, даже кровь животного вызывает у меня боль, но если это единственный выход, пусть сгинет тиран. Хорошо, что есть динамит.

— А еще лучше, — сказал Сергей Михайлович, — что есть дружба людей и народов. Не знаю, какова была бы судьба моя и многих моих побратимов, если бы не гостеприимство англичан, не ваша готовность помочь нам.

Они помолчали. Каждый, видимо, подумал о своем. Твен медленно шевелил дрова, и они вспыхивали, искрились, длинными языками пламени лизали каменные стенки камина. Степняк неотрывно смотрел на огонь, слушал хозяина.

— Кое-кто недоволен здесь, что я выступаю в вашу защиту, — продолжал Твен. — Я отвечаю им просто: если бы вашего сына, вашу дочь или жену за одно только правдивое слово, неосмотрительно вырвавшееся из души, загнали на каторгу, посадили в каменный мешок, а вам подвернулся бы случай отплатить и вы не воспользовались им, — не грызла бы вас совесть, не возненавидели бы вы себя?

— Вопрос по существу, — проговорил Степняк. — К сожалению, не все охотно и правильно на него отвечают.

— Да, к сожалению, — согласился Твен. — И то, что вы делаете своими статьями, книгами, лекциями, уменьшает количество равнодушных.

— Надеюсь, что это так, — ответил Сергей Михайлович. — Кстати, мистер Клеменс, почему бы вам не посетить Лондон? Я познакомил бы вас с многими активными социалистами, прежде всего с Энгельсом...

— Я мечтаю, мистер Степняк, на год-два где-нибудь спрятаться — мой новый роман уже не терпит промедления, — в раздумье проговорил Твен. — На юге Франции есть такое местечко... село. Вот немного потеплеет, навещу своих стариков — и в дорогу... А мы с вами еще встретимся, — заверил он. — И не раз. Вы же не откажете нам в любезности, приедете когда-нибудь погостить?

— Зуб за зуб, мистер Клеменс, — улыбнулся Степняк. — Вы — к нам, мы — к вам.

— Хорошо, — в тон ему ответил Твен, — поживем — увидим. А сейчас — спать, — посмотрел на часы. — Уже поздно. Еще будет завтра.

Двадцать седьмого мая океанский пароход «Сити оф Перис», выпутавшись из Гудзонова залива, взял курс к берегам старой Англии. Степняк стоял на палубе, всматривался в контуры земли, где провел почти полгода. Одно за другим таяли здания, тонули в голубой мгле, наконец скрылась и статуя Свободы. По обеим сторонам корабля снова заколыхалась водная даль. В памяти проплывали многочисленные встречи, города и городки, куда заносила его судьба, вспоминались разговоры. Не все было так, как хотелось, не собрана и желаемая сумма денег, но все же кое-что сделано! Столько появилось новых друзей Свободы!

Сергей Михайлович достал из кармана конверт, вынул исписанный размашистым почерком листок бумаги и уже в который раз с особенным удовлетворением перечитал. Твен словно исповедовался на прощанье — в ответ на дружескую надпись на подаренной Степняком книге.

«Дорогой мистер Степняк!

Слова, что вы написали в книге, радуют меня, как радует мальчишку похвала. Мальчишка не задумывается над тем, заслужена ли она, не задумываюсь и я, — да и чего ради? Похвала — это не уплата долга, а подарок, и низводить ее до уровня торговой сделки было бы оскорбительно и постыдно. Вы говорите то, что думаете, — для меня этого довольно, и я в этом не сомневаюсь, потому что всякий, кто вас видел и читал ваши книги, не может не понять, что вы человек совершенно искренний и прямодушный.

Я прочитал «Подпольную Россию» от начала до конца с глубоким, жгучим интересом. Какое величие души! Я думаю, только жестокий русский деспотизм мог породить таких людей! По доброй воле пойти на жизнь, полную мучений, и в конце концов на смерть, только ради блага других — такого мученичества, я думаю, не знала ни одна страна...»