Они долго молчали, Степняк слушал тоскливое завывание осеннего ветра за окном. Наконец Энгельс отозвался:
— Об этом я ни вам, ни кому-либо другому больше никогда не скажу. А сейчас — простите мне мою сегодняшнюю раздражительность. Хорошо?
Степняк промолчал.
XXVII
Не прошло и полугода с тех пор, когда Вильям Ллойд Гаррисон, редактор «Нейшн», публицист, с которым Степняк познакомился в Америке, выражал в письме к Сергею Михайловичу свою радость по поводу избрания президентом САСШ Стивена Гровера Кливленда, как новая администрация вернулась к полузабытому вопросу о выдаче России политических эмигрантов.
— Вот вам и улучшение, — возмущался Степняк, намекая на строки из письма Гаррисона. — Демократ Кливленд идет на поводу у русского тирана. — Он нервно ходил по просторной гостиной Моррисова дома в Хаммерсмите, теребил бороду. — Надо снова ввязываться в бой. Но теперь мы не одиноки, с нами друзья нашей свободы в Америке.
— Может быть, стоит кого-нибудь послать в Америку с готовым протестом? — предложил Пиз.
— Протестов требуется два, — советовал Эвелинг. — Один от вас, эмигрантов, второй мы адресуем нашим американским коллегам.
— И до чего же кровожаден этот ваш монарх, — сказал, обращаясь к Степняку, Моррис. — Мало ему пролитой крови — давай еще.
— Вампир перестает быть вампиром только тогда, когда мертв, — вмешался в разговор Шоу.
— Гениально, Бернард! — подхватил Сергей Михайлович. — Пока в России будет самодержавие, она не перестанет быть мировым жандармом, оплотом реакции.
— Выход? — спросил Моррис.
— Революция! Другого выхода нет.
— Такие были времена! — с сожалением сказал Моррис. — А теперь — затишье. Всеохватывающая тишина...
— Извините, господин Моррис, — прервал его Степняк, — из ваших уст не хотелось бы слышать таких суждений.
Моррис в раздумье развел руками.
— Пламя революции не погасло, — продолжал Степняк. — Очаг набирает силу, и достаточно будет мощного порыва ветра, как вспыхнет пламя. Где это будет — у вас или у нас, — принципиального значения не имеет. Хотя вспомним слова Энгельса: Россия — это Франция нынешнего века. Ей законно принадлежит революционная инициатива — заметьте: революционная инициатива социальной перестройки.
— Вы имеете опыт борьбы в новейших условиях, — сказал Эвелинг.
— Да, — подтвердил Сергей Михайлович, — определенное время мы шли слепо, нам казалось, что для свержения тирании достаточно крестьянских выступлений, мужицкого гнева. Это была ошибка, за нее заплачено полной мерой. Но теперь мы знаем: у нас есть пролетариат, и приближается время, когда он будет играть в нашей стране такую же роль революционной силы, какую играет на Западе.
— И в этом, видимо, вся суть, — заметил Пиз.
— Тем более если впереди идет могучая волна международного революционного брожения. Ваш прогресс, товарищи, — это наш прогресс, ваши победы являются и нашими.
XXVIII
Спустя несколько дней, в ответ на письмо по поводу незамедлительной поездки представителя эмиграции в САСШ, пришло письмо от Гаррисона. Френсис писал о сложности атмосферы, создавшейся вокруг договора двух правительств, сомневался в успехе миссии посланца и сообщал, что движение за отмену трактата они, американцы, должны начать сами, из чувства собственного достоинства. Он же извещал, что Кеннана свалил приступ малярии и он фактически не способен что-либо делать, хотя и пытается, поддерживает их усилия.
— Пусть будет так, — решил Сергей Михайлович. — А протест мы все же направим.
Лето. Многие друзья разъехались. Поехали в Швейцарию Войничи — Михаил и Лилли, соединившие свои судьбы более полугода назад. Что ж, молодым — молодое, жизнь не стоит на месте, не ждет. Кто знает, правильно ли делали они, пропагаторы, отрекаясь от всего личного, исповедуя чуть ли не аскетизм. Сколько товарищей ушло из жизни, так и не оставив своего потомства.
Степняк все чаще ловил себя на этой мысли. Откуда они? Почему?.. Почему в ежедневные его хлопоты врываются детский смех, шум... взгляд чьих-то черных, как ягоды терновника, глаз?.. Почему в душе он тайно завидует Кропоткину, когда тот приходит с дочерью Сашей?.. Даже Волховскому — с тех пор, как к нему приехала переправленная друзьями из России дочь Веруня... Старость? Закон природы? Возможно, возможно...
Видимо, никому не дано познать до конца законы жизни. Можно изменять ее в какой-то мере, совершенствовать, открывать логические законы общественного развития, однако всегда оставались и остаются в жизни сферы, не подвластные человеку, не поддающиеся его влиянию. Сегодня «высший» угнетает «низшего», тиран силой утверждает свои порядки, уничтожая с этой целью сотни неугодных...