— Дружище, милый! — бросился к Воронкову Сергей. — Тебя нам сам бог послал. Ты даже не представляешь, как ты нам сейчас нужен. — И он здесь же начал ему объяснять план освобождения Волховского, не преминул пожаловаться на нехватку людей, на аресты и облавы, забирающие у них все новых и новых товарищей. — Ну, так как? — допытывался. — Ты же артиллерист, понимаешь в лошадях, сделай доброе дело.
— Да уж куда от тебя денешься, — сдался гость, — рискну.
— Вот и хорошо! — радовался Кравчинский. — По такому случаю... будем пить чай. Я сейчас... — Он вышел, попросил хозяйку поставить самовар и вскоре вернулся, по-детски сияющий, будто дело, которым они жили, было уже осуществлено по крайней мере наполовину, словно перед ними не высились непоколебимые стены Бутырок.
Лошадей они вскоре приобрели. Четырех! Правда, Воронков, чтобы обошлось дешевле, купил молодых, совсем еще необъезженных, и теперь, кроме разных ежедневных забот, они должны были приручать эти буйные, непослушные существа. В тетерсале, где временно стояли лошади, наездникам за отдельную плату выдали седла и уздечки, и они, одевшись спортсменами-жокеями, каждый вечер выводили на прогулку своих рысаков, пугали прохожих бешеным галопом, от которого у самих кружились головы, часто гарцевали на площади перед Бутырской крепостью. Случалось, что кони выходили из повиновения, вставали на дыбы и, закусив удила, мчались по улицам, по тротуарам. В такие минуты Сергею и его товарищу только и оставалось следить, чтобы не зацепиться ногой или головой за какое-либо препятствие и не искалечиться. После каждого такого случая, поставив в стойло своего Люцифера, Лукашевич говорил:
— Ну и звери! Если не сломаем себе шеи, то непременно накличем на свои головы полицию. Подумать только — двое молодцов носятся самыми людными улицами на бешеных лошадях, словно им другого места нет.
— Ничего, Сашуня, — успокаивал его Кравчинский, — все обойдется.
Ежедневно после полудня, когда московская знать еще сидела в своих теплых комнатах, готовилась к вечерним балам, приемам и к посещению театров, они выезжали за город и по нескольку часов занимались верховой ездой — то мчались по заснеженному тракту, то ехали нога в ногу, как на параде. Лица наездников горели от встречного ветра, ноги и поясницы ныли от продолжительной езды, но настроение было радостное, потому что все шло, как им казалось, хорошо.
...Неожиданно из Петербурга приехали Клеменц и Всеволод Лопатин, близкий друг и соратник Феликса по «рублевому» товариществу[4]. Дмитрий приехал с поручением Петербургской организации поинтересоваться ходом дела освобождения Волховского, которое затянулось и забрало довольно много денег.
Выслушав Кравчинского, Клеменц ужаснулся:
— Это миф. Как вы можете? Средь бела дня, кругом шпики, полиция... Наконец, толпа. Вас сомнут, не дадут ступить и шагу.
Всеволод сказал коротко:
— Я отказываюсь от какого-либо участия в этой авантюре.
Сергей, Лукашевич и Воронков стояли на своем. Мол, они уже давно ездят самыми людными улицами и площадями на глазах у полиции, однако никто серьезно к ним не придирался, не имел претензий; если бы хоть в чем-либо заподозрили, их бы уже давно схватили.
— Нет и нет! — возражал Клеменц. — Рисковать сразу всей организацией — этого тебе, Сергей, не разрешат. И не уговаривай, и не настаивай. Если так, я завтра же возвращаюсь в Петербург и докладываю про все ваши авантюры.
На этом спор был закончен. Клеменц сразу же выехал, а через несколько дней пришла телеграмма: Сергея вызывали в Петербург.
X
Это была тяжелая поездка. Он никогда не возвращался в Петербург — в город своей юности, мечты, молодых увлечений — таким морально подавленным. И не только потому, что всю дорогу не выходили из головы Волховские, — ему горько было сознавать, что не встретит многих своих друзей, не поедет с ними, как бывало, за город, не выйдет на Невский, не пойдет в Эрмитаж, в Александринский театр... Не встретит Кропоткина, томящегося в тяжких подземельях крепости, не обнимет Морозова, не увидит еще многих своих друзей. Там сейчас шпики, полиция, всюду расставлены жандармские ловушки — ждут, чтобы схватить, заковать в цепи, отправить в небытие...
И все же, вопреки тоске, первая встреча с друзьями была радостной.
Им было что рассказывать, чем делиться — каждый прошел за это время пусть не длинный, но содержательный отрезок жизни, прошел через сложные испытания и гордился содеянным.
4
«Рублевое» товарищество (название происходит от размера членских взносов — один рубль), основанное в 1867 году Г. Лопатиным и Ф. Волховским, ставило своей целью изучение экономического положения народа, его запросов, взглядов и возможностей восприятия революционных идей.