В Берлин прибыли в полдень. Поезд, который должен был доставить эмигранта в Брюссель, отходил через несколько часов, и Сергей, сдав свой небольшой груз на хранение, пошел осматривать город.
Где-то здесь Клеменц. Писал, что увлекся наукой — слушает лекции знаменитого Гельмгольца, освоил закон сохранения энергии... Жаль, что не было возможности известить его о своем приезде, — не знал, когда и как переберется через границу.
Блуждая по улицам, Кравчинский зашел в бар — как не попробовать знаменитого немецкого пива! Бар маленький, несколько человек, сидевших там, почти заполнили его. Сергей с трудом нашел место. Подросток, подававший пиво к столу, в мгновение ока поставил перед ним массивную кружку с белой пенистой шапкой. Пиво действительно было очень хорошее. Сергей не торопясь потягивал его, рассматривал помещение, посетителей. Люди входили, стоя выпивали одну-две кружки и быстро исчезали. Те же, которых он застал, все еще сидели за столиками и, видимо, не собирались расходиться. Разговор, который с появлением иностранца — определить это по одежде Сергея не составляло труда — немного притих, вскоре продолжался с прежней оживленностью. Кравчинский невольно прислушивался к нему, с трудом улавливая слова, из которых понял: обсуждается то насущное, что бывало предметом споров и среди них, что заставляло его бродить по дорогам империи, а сейчас привело и сюда. Революция... Социализм... Но как здесь открыто, просто!
Хотелось подойти, поздороваться с ними. Но кто знает, как это могло быть воспринято. Поэтому Сергей не стал задерживаться и, рассчитавшись, поспешил на вокзал. Спустя некоторое время поезд увозил его в Брюссель. Путь лежал через Магдебург, Дортмунд, Кельн, Аахен и Льеж...
...Улица Невроман, которую ему надлежало разыскать, оказалась поблизости, и Кравчинский легко нашел ее. В доме 49, куда постучал, дверь открыл пожилой, в пенсне и в широких подтяжках мужчина.
— Простите, — извинился Сергей, — мсье — Иванчин-Писарев здесь проживает?
Видимо, его французский язык был далеко не совершенен, потому что хозяин, впуская гостя в дом, прежде всего поинтересовался, откуда он, а уж потом сказал, что их квартирант на несколько дней выехал. Кравчинский стоял и не знал, что дальше делать, мысленно укоряя себя за то, что не предупредил товарища и так осложнил свое положение.
— Когда он приедет? — спросил наконец.
— Завтра, самое позднее — послезавтра, — ответили ему. — Вам негде остановиться?
Сергей развел руками.
— Я впервые в вашем городе...
— Вот его комната, можете устраиваться, — предложил хозяин. — Мсье Иванчин предупреждал, что к нему должны приехать.
Кравчинский не знал, как благодарить за такое гостеприимство.
— Вы пока умывайтесь, — продолжал хозяин, — располагайтесь, а я живо приготовлю кофе.
За чашкой кофе мсье Максимилиан не мог нахвалиться своим постояльцем.
— Вы тоже литератор? Что вы пишете? — допытывался. — Мсье Иванчин бредит своими мужиками, будто больше в мире никого и ничего не существует.
Сергей поддакивал, чтобы не разрушить вдруг возникшее между ними чувство приязни. Однако было не совсем кстати неожиданно подвергнуться даже такому допросу, и он попытался перевести разговор на другое.
— Город ваш очень красив, — сказал. — Какое богатство архитектуры!
— О-о! — восторженно воскликнул мсье Максимилиан. — Красив не то слово. Прекрасен! Я покажу вам такие места, что вы умилитесь, залюбуетесь. — Он тут же проявил готовность сопровождать гостя.
Допив кофе, они вышли.
Над Брюсселем висело грязноватое — в дымах и низких, лохматых тучах — небо, чем-то напоминавшее петербургское, только оно не веяло холодом, а было по-весеннему теплым. Деревья уже покрылись молодой зеленью, на клумбах — они встречались здесь чуть ли не в каждом дворике — распускались ранние тюльпаны.
— С чего начнем? — остановился мсье Максимилиан.
— Не знаю, — улыбнулся Кравчинский. — Пойдемте просто так.
— Нет, нет!..
— Тогда, с вашего позволения, на Большую площадь, — попросил Кравчинский.
На Большой площади, в доме «под лебедем», заседал когда-то конгресс Интернационала. Это было еще в пору учебы Сергея в Петербурге, в начале их пропагандистской деятельности. Все они внимательно следили тогда за работой первой международной ассоциации пролетариев, он даже написал о ней в своей «Мудрице Наумовне».