- Тогда, Александр Васильевич, на этом я закончу нашу сегодняшнюю беседу, и, если вас не затруднит, по старой дружбе, поговорите с коллегами с телеканала "Звезда". Они ведь тоже должны правильно понимать происходящее, и работать в интересах России.
О беседе со мной полковник Антонова, похоже, рассказала своим коллегам из ГРУ. Я сделал вывод об этом потому, что через пару часов после нашего плодотворного общения с Ниной Викторовной ко мне подошел все тот же Коля Ильин, и официально пригласил меня на встречу с полковником ГРУ Вячеславом Николаевичем Бережном, известным в узких кругах под псевдонимом "Славян". Собственно, о самом полковнике Бережном знал еще более узкий круг лиц, в который допустили и мою скромную персону. Что-то милейший Колюня немного темнит. Похоже, что задумана какая-то операция, в которой информационная составляющая предназначена лично мне. Ох, не зря в эту командировку отправили именно меня, и никого другого, ох, не зря.
Встреча произошла в уже привычном для бесед со мной месте. Похоже, что ребята из спецслужб оборудовали здесь своего рода "подиум", снабдив его соответствующей аппаратурой. Я полагаю, что все беседы со мной записываются, а потом тщательно изучаются, анализируя все нюансы разговора. Мне ли не знать, как много интересного можно уловить при спокойном и неторопливом повторном прослушивании состоявшейся беседы. Ну, и хрен с ними, пусть пишут, мне не привыкать, да и скрывать от них нечего. Полковник Бережной внешне был неприметным мужчиной лет сорока пяти лет (позже я узнал, что ему исполнилось сорок восемь). Среднего роста, худощавый, с лицом покорябанным мелкими шрамами, он держался уверенно и ровно. По точным и спокойным жестам и властному выражению лица сразу чувствовалось, что этот человек привык, и самое главное, умеет командовать. Даже дорогой шерстяной костюм смотрелся на нем, как офицерский китель. Так и хотелось увидеть на нем погоны с тремя большими звездами.
- День добрый, Александр Васильевич, - приветствовал он меня, вежливо наклонив голову с аккуратным пробором.
- Добрый день, Вячеслав Николаевич. - Я пожал его руку, - Чем обязан вашим вниманием к моей скромной персоне?
- Моя прелестная коллега, Нина Викторовна, рассказала мне, что вы весьма лестно отзывались обо мне, - без улыбки произнес "Славян", - а разве мы уже с вами встречались?
- Встречались, - Вячеслав Николаевич, восемнадцать лет назад. Вспомните новогодний штурм Грозного 31 декабря 1994 года. Я вошел в город на броне 131-й Майкопской мотострелковой бригады. До центра мы добрались практически без стрельбы. Слава Богу, увлекшись съемками города и входящей в него техники, я не успел вместе с основными силами бригады оказаться в районе железнодорожного вокзала, где 131-ю бригаду и 81-й гвардейский полк окружили чеченцы. В суматохе уличных боев я забился в какой-то закуток, и, прижав к груди сумку с фотоаппаратом и диктофоном, наблюдал, как всего в десяти метрах от меня чадит подожженная "чехами" БМП, тлеет ватный бушлат на убитом солдатике, а по улице бродят увешенные оружием чеченцы, добивая раненых. Я недолго сидел в своем укрытии. Какой-то "бача" с двустволкой нашел меня, и поднял истошный крик. Прибежавшие на его вопли автоматчики выволокли меня на свет божий. Спасла меня принадлежность к пишущей братии - тогда чеченцы предпочитали с ходу не резать глотки журналистам, дабы не портить свой имидж "борцов за свободу и независимость". Меня повели в штаб Масхадова, который командовал обороной Президентского дворца.
Там бы мне и был бы кирдык. Ведь позднее я узнал, что в списках, составленных нашими иудами, и переданных чеченцам, я числился, как бывший сотрудник ПГУ. Живым из штаба Масхадова я вряд ли бы вышел.Спасли меня ребята из ГРУ, которыми командовал один лихой майор, очень похожий на вас, Вячеслав Николаевич. Они тихо и деловито завалили моих сопровождающих, и вывели окольными путями к Консервному заводу, где закрепилась группировка 8-го корпуса генерала Льва Рохлина.
- Ах, вот оно что, - полковник улыбнулся, удивительным образом помолодев на двадцать лет, - Да, помню те дни. И вас, Александр Васильевич, тоже вспоминаю. Никогда не забуду, как мы сидели на мусульманском кладбище, куда "чехи" свозили своих убитых. Их было столько, что живые не успевали хоронить мертвых, и трупы просто сваливали в кучу. Ночью на кладбище сбегались бродячие собаки, и рвали саваны трупов, чтобы отведать человечины... Я потом долго еще вздрагивал, услышав звук раздергиваемого белья, которое моя жена в морозный день приносила с улицы.
- Ох, Вячеслав Николаевич, досталось нам тогда по полной. Я потом ходил на "зачистки" с бойцами из питерского СОБРа. Много чего довелось повидать...
Но, давайте вернемся к нашим баранам. Кстати, сейчас мы проходим мимо одного примечательного места...
- Это вы о Копенгагене? - Красивый город, дворец там симпатичный, Амалиенборг называется, памятник Русалочке... А что вас там так заинтересовало?
- Здесь родилась "политика канонерок". Не в Агадире в 1911 году, а здесь в Копенгагене, в 1801 году. Тогда британский премьер-министр Аддингтон обратился к Дании с наглой нотой, в которой потребовал немедленно открыть датские порты для англичан. Наследный принц датский Фредерик в ответ заявил англам, что сумеет отразить силу силой. Узнав об этом, одноглазый и однорукий адмирал Нельсон с радостью отплыл из Плимута громить датский флот. Формально эскадру возглавлял старый адмирал Паркер, смертельно боявшийся темных ночей и льдов Балтийского моря. Когда два из дюжины кораблей Нельсона сели на мель, а остальные оказались под градом картечи из орудий форта, прикрывавшего Копенгаген и датских плавучих батарей, Паркер приказал поднять сигнал о прекращении сражения. "Прекратить бой! - заорал Нельсон, - будь я проклят, если подчинюсь приказу!" и, приставив подзорную трубу к пустой глазнице, сказал своему помощнику: "Уверяю вас, я не вижу никакого сигнала".
Датчане мужественно защищались, но их плавбатареи вышли из строя. Пламя с них угрожало перекинуться и на корабли англичан. Тогда Нельсон нашел выход, составив под гром пушек обращение к датчанам: "Если пальба из города будет продолжаться, адмирал окажется вынужденным предать огню захваченные им суда и даже не будет иметь возможности спасти жизнь храбрецов, которые так доблестно их защищали..." По сути дела, этот урод превратил пленных в живой щит. - Чем не Басаев? И принц Фредерик велел прекратить огонь. Было убито более двух тысяч датских моряков, сильно пострадал и сам Копенгаген. За бандитский налет на столицу Дании Нельсон получил титул виконта; орденами же его не наградили, ибо война фактически не была объявлена.
- Да, интересная и поучительная история, - сказал полковник Бережных, - но какое она имеет отношение к нашим сегодняшним реалиям?
- А вы вспомните Ирак, Ливию, Сербию... Разница лишь в том, что вместо пушечных ядер парусных кораблей нынешние "нельсоны" используют "Томагавки" и кассетные бомбы со своих авианосцев. Наше же соединение будет для Сирии своего рода прикрытием от использования "политики канонерок". У вас же, Вячеслав Николаевич, будет своя задача, а у меня своя. Вы, наверное, хотели со мной поговорить о том месте, где эти задачи пересекаются? - Мы с вами оба служим Родине, несмотря на то, что сейчас одеты в штатское. И оба понимаем, что такое боевая задача и армейская дисциплина. Вячеслав Николаевич, ни в вашем ведомстве, ни в моем дураков не держат...