— Нечего пока показывать, — хмуро закончил Мысовский. — Вот закончим, тогда покажем, даже пригласим совместно поработать. Таить свои достижения не будем.
Сотрудники, выделенные Мысовским, Курчатову понравились. На пышноволосого Исая Гуревича, воспитанника Ленинградского университета, он обратил внимание еще на конференции по ядру. Исай, не пропуская ни одного заседания, слушал так увлеченно, что приятно было смотреть. А Миша Мещеряков, узнав, что предстоит работа у Курчатова, так просиял, что Курчатов похлопал его по плечу и пообещал взять в аспиранты.
Первая ампулка с радоном и бериллием, активностью около 500 милликюри, была в тот же день доставлена в Физтех.
— Отныне, Герман, успех решает не так голова, как ноги, — объявил Курчатов, когда лаборант вернулся с «нейтронной пушкой». — В Риме, по слухам, физики рвут рекорды скорости. Потренируемся и мы на спринтеров.
Он сам показал, что решение проблемы — в ногах. Облучение нейтронами мишени происходило в одном конце здания, измерение наведенной радиоактивности — в другом. Радон-бериллиевая ампулка и счетчик Гейгера, при помощи которого определяли радиоактивность, не могли соседствовать: излучение источника искажало показания прибора. Облученную мишень надо было нести к счетчику. И спешить: активность у многих мишеней быстро падала. Щепкин вскоре с огорчением понял, что на спринтера не вытягивает, тут все очки захватывал руководитель. Весело покрикивая на встречных, чтобы не мешали, Курчатов мчался снарядом. На трассе имелось нехорошее местечко — поворот коридора. Здесь надо было притормаживать, чтобы не врезаться в стену. Курчатов обнаружил, что если на бегу упереться в стену рукой, то можно броском повернуть тело, не теряя скорости. Он усовершенствовал найденный прием, водрузив на повороте деревянный столб. Столб охватывался на бегу левой рукой — правая держала радиоактивную мишень, — поворот на девяносто градусов становился легким.
Хранилищем для источника нейтронов стало ведро. В него залили парафин, а когда он застыл, просверлили дырочку и погрузили туда ампулку. Хранилище получилось отменное. Утром Курчатов спешил к ведру и, бодро помахивая им, шел к месту, где облучали мишень.
В комнате Курчатова допоздна было полно людей. Ведро, чтобы его ненароком не опрокинули, ставили по окончании обработки мишеней к соседу, Лене Неменову. Неменов — в Физтехе он был известен под странным прозвищем Буба — вначале спокойно взирал на оцинкованное ведро, приткнувшееся в углу, потом встревожился. Он собирал масс-спектрограф, аппарат для разделения изотопов; прибор был хитрый, подгонка шла трудно. В институте Неменов славился искусством сложных наладок. Даже Рейнов, мастерски монтировавший измерительные приборы, с уважением говорил, что «руки у Бубы — золото, никто так не натянет тончайшую струну электрометра». Спортсмен — шестнадцатая ракетка страны по теннису — и фотограф, Неменов больше других своих рукомёсел гордился умением тонкой сборки. Он вскоре начал с сомнением оглядываться на чужое ведро. Черт его знает, как действуют нейтроны на капризный масс-спектрограф. И однажды он запальчиво объявил, что больше не позволит отравлять воздух своей лаборатории бериллиевым излучением. Он схватил ведро и выставил его в коридор. Курчатов взял ведро и молча удалился.
Неменов прокричал вслед:
— Игорь, сними с меня лучше штаны, но избавь от радона!
Курчатов обернулся и с укором проговорил:
— Не нужны мне твои штаны, Леня!
И то, что он не повысил голоса и назвал Неменова Леней, а не Бубой, показало тому, как глубоко он обидел приятеля.
Теперь ведро стояло в закутке возле лестницы на второй этаж. Здесь производилось и облучение мишеней. Курчатов напрасно побаивался, что с ампулкой может что-то случиться. Сотрудники института, хотя и любопытные, в опасный закуток не лезли.
Неменов скоро разобрался, что обвинения против радон-бериллиевой ампулки неосновательны, надежную работу масс-спектрографа радон не мог испортить. Его мучили угрызения совести. Вскоре он нашел способ загладить вину. Курчатов пожаловался, что Радиевый институт держит его на голодном пайке — активность у источника падает раньше, чем доставляется новая ампулка. Неменов пообещал помочь горю. Его отец, основатель и директор Рентгенологического института, привез из Парижа купленные у Марии Кюри полтора грамма радия по миллиону рублей за грамм. Сын упросил отца периодически — по мере накопления радона — снабжать им Физтех. Примирение состоялось немедленно, как только один из друзей вручил другому внеплановую ампулку. Порадовало и то, что рентгенологи за свой радон денег не брали, лишь просили, чтобы в отчетах и статьях упоминали об их бескорыстной помощи.