Выбрать главу

--Ничего я не делал,---сказал Кэрмоди.

Он не стал упоминать, что цыпленок был мутантом или, иными словами, его генетический код содержал в себе рецессивные гены той линии предков, раса которых обладала голубыми глазами. Слишком долго пришлось бы объяснять. Но он в самом деле испытал смущение. Ну почему это случилось с цыпленком, которого именно он выносил?

К полудню щупальца, державшие яйцо на его коже, высохли, и пустая кожистая скорлупка, отвалившись, упала на землю. Еще через два дня многочисленные маленькие дырочки на груди затянулись, и кожа снова стала гладкой.

Он рвал связи с этим миром. К полудню на связь вышел Холмъярд и сообщил, что прошение Кэрмоди о продлении срока пребывания на Ферале отклонено. И в день окончания контракта он должен отбыть с планеты.

--В соответствии с условиями нашего контракта мы должны обеспечить вас транспортом до Вайлденвули,---сказал Холмъярд.---Мы воспользуемся нашим собственным. И через несколько часов доставим вас к месту назначения.

В течение последующих двух недель Кэрмоди буквально гнал караван, уделяя сну не больше четырех часов и останавливаясь только тогда, когда надо было выпасти лошадей. К счастью, конское поголовье Ферала обладало немалой выносливостью, хотя и не такой быстротой, как их земные собратья.

Накануне дня отбытия Кэрмоди, вечером, отряд вышел к горному перевалу, за которым лежала долина обетованная. Разведя костры, путешественники пристроились к теплу.

С перевала дул холодный ветер, и Кэрмоди уснул не без труда. Но причиной бессонницы были не порывы зябкого ветра, а его мысли. Они ходили по кругу, как индейцы вокруг каравана фургонов, осыпающие его острыми стрелами. Он не мог отделаться от беспокойства, размышляя, что станет с его паствой, когда он покинет ее. Он не мог не сожалеть о том, что не обеспечил их духовным наставлением. "Завтра утром,---решил он.---Завтра утром мне представляется последняя возможность. Но в мыслях у меня нет ничего, ровно ничего, я отупел. Если бы мне было дано право решать самому, если бы начальство не принудило бы меня к молчанию... но ему виднее. Скорее всего я бы сделал что-то не то. Наверное, лучше всего отдать все на волю Божественного провидения. Но ведь Бог являет себя через деяния человека, а я человек..."

Должно быть, он все же задремал, потому что внезапно очнулся, почувствовав прижавшееся к нему маленькое тельце. Это была Туту, его любимица.

--Мне холодно,---сказала она.---И я много раз, еще до пожара деревни, спала у тебя на руках. Почему ты не позвал меня сегодня вечером? Это твоя последняя ночь!---дрожащим голосом сказала она и заплакала.

Плечи ее затряслись, и она уткнулась клювом ему в бок, когда он прижал головку Туту к груди. И не в первый раз Кэрмоди пожалел, что у этих созданий такие твердые клювы. Им никогда не будет дано познать удовольствие от соприкосновения в поцелуе теплых нежных губ.

--Я люблю тебя, Джон,---сказала она.---Но после того как чудовище сожгло деревню, мы стали и бояться тебя. Но сегодня вечером я забыла, что боюсь тебя, и должна провести эту ночь в твоих руках, чтобы запомнить ее на всю жизнь.

Кэрмоди почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы, но постарался, чтобы голос звучал ровно и спокойно:

--Те, кто служат Создателю, сказали, что меня ждет работа в другом месте. Где-то среди звезд. И я должен отправляться, пусть даже мне не хочется. Мне грустно, как и тебе. Но, может быть, когда-нибудь я и вернусь. Не могу обещать. Но всегда буду надеяться.

--Ты не должен оставлять нас. Мы все еще твои дети, а нас ждет взрослая работа. Взрослые как дети, а мы как взрослые. Ты нам нужен.

--Я знаю, что ты права. Но я буду молиться Ему, чтобы Он не оставил вас своим внимание и оберегал вас.

--Я надеюсь, что у Него больше мозгов, чем у моей матери. Я надеюсь, Он такой же умный, как ты.

Кэрмоди засмеялся.

--Он бесконечно умнее меня. Не беспокойся. Чему быть, того не миновать.

Он еще немного поговорил с ней, в основном, давая советы, как лучше подготовиться к наступающей зиме, и заверяя, что, может быть, он еще вернется. Или, если не он, так другой человек. И наконец провалился в сон.

Его пробудил испуганный голос Туту, вскрикнувшей под ухом.

--Что с тобой, девочка?---сев, спросил Кэрмоди.

Она приникла к нему, и в ее больших глазах отразилось затухающее пламя костра.

--Пришел отец и разбудил меня! Он сказал: "Туту, ты интересовалась, куда уходят горовицы после смерти. Я знаю, потому что, умерев, сам ушел в эти земли. Это прекрасная страна, и не плачь из-за того, что Джон должен покинуть вас. Когда-нибудь ты с ним здесь встретишься. Мне было разрешено увидеться с тобой и рассказать об этом. А ты должна передать Джону, что мы, горовицы,---как люди. У нас есть души, и мы вовсе не превращаемся в прах, умирая, чтобы никогда больше не увидеть друг друга". Отец мне так сказал. И протянул руку, чтобы коснуться меня. Мне стало страшно, я заплакала и проснулась!

--Ну-ну,---сказал Кэрмоди, укачивая ее.---Тебе просто приснилось. Ты же знаешь, что твой отец не умел говорить при жизни. Так как же он может разговаривать сейчас? Тебе привиделось.

--Не приснилось, не приснилось! Он пришел ко мне не в голову, как во сне! Он стоял рядом, между огнем и мною! Он отбрасывал тень! А у сна нет теней! И почему он не умеет разговаривать? Если он может жить после смерти, то почему ему не говорить? Как ты сам сказал: "Почему полоски у жука и грива у лошади?"

--Устами младенца...---пробормотал Кэрмоди и до рассвета проговорил с Туту.

К полудню того же дня горовицы одолели высшую точку перевала. Внизу перед ними лежала долина, сияющая зелеными, золотыми, желтыми и красными красками осенней растительности. Еще через несколько дней яркие цвета пожухнут и порыжеют, но сегодня красота долины радовала глаз теми обещаниями, которые таились в ней.