В процессе занятий он часто обращался за помощью к Холмъярду. Как-то тот ему сказал:
– Вы зашли слишком далеко, Джон. Вы доработались до того, что от вас осталась одна тень, вы вгоните себя в гроб. Вы пытаетесь сделать невозможное, втиснуть сто тысяч лет технического прогресса в один год. Человечеству потребовались для развития тысячелетия усилий, а вы преподносите горовицам их результаты на серебряном блюдечке. Перестаньте! Вы уже и так достаточно сделали для них, принеся им речь вместе с техникой обработки кремня и возделывания земли. Предоставьте им дальше идти своим путем. Кроме того, последующие экспедиции скорее всего установят с ними контакты и дополнят всю ту информацию, что вы пытаетесь впихнуть в них.
– Вероятно, вы правы,-простонал Кэрмоди.-Но несмотря на все старания, больше всего меня беспокоит, что я учил их общению лишь с материальным миром. И почти ничего не сделал, дабы внушить им хотя бы начатки этики. Вот это и не может меня не волновать сильнее всего.
– Дайте им самим разработать ее.
– Мне бы этого не хотелось. Подумайте только о многочисленных путях порока и зла, которыми они могут пойти.
– В любом случае им этого не избежать.
– Да, но при желании они смогут выбрать и правильный путь.
– Так ради Бога, дайте им его!-вскричал Холмъярд.-Перестаньте терзаться до желудочных колик! Сделайте что-нибудь или перестаньте болтать!
– Скорее всего вы правы,-мрачно сказал Кэрмоди.-Во всяком случае времени у меня осталось немного. Через месяц мне следует прибыть на Вайлденвули. И решить эту проблему я не успею.
В следующем месяце караван покинул теплые долины и двинулся по плоскогорьям и ущельям меж вершинами. Воздух стал холоднее, а растительность на удивление походила на траву и кустарник земных высокогорий. Ночи были холодные, и горовицы теснились поближе к пламени костров. Кэрмоди научил их дубить шкуры и сметывать себе одеяния, но не позволил им тратить время на охоту за животными, мех которых мог бы согревать их.
– Успеете заняться этим, когда мы придем в долину,-сказал он.
За две недели до выхода к перевалу, за которым лежала долина, Кэрмоди как-то проснулся ночью. Он уловил постукивание в скорлупу яйца на груди и понял, что острый клювик цыпленка пытается пробиться сквозь двойную кожистую оболочку. К утру в скорлупе появилось отверстие. Кэрмоди поступил так же, как все прочие матери, за которыми ему довелось наблюдать. Придержав яйцо с тыла, он ободрал с него оболочку. Яйцо так долго было частью его самого, что ему казалось, будто он сдирает кожу с самого себя.
Появился прекрасный здоровенький цыпленок, мальчик, покрытый золотистым пушком, и уставился на мир большими голубыми глазами, которые пока разъезжались в разные стороны.
Туту пришла в восторг:
– У всех нас карие глаза! А он первый горовиц с голубыми! Хотя мы слышали, что у диких горовицев в этих местах бывают голубые глаза. Но у него глаза точно, как у тебя. Ты сделал ему голубые глаза, чтобы все мы знали-он твой сын, да?
– Ничего я не делал,-сказал Кэрмоди.
Он не стал упоминать, что цыпленок был мутантом или, иными словами, его генетический код содержал в себе рецессивные гены той линии предков, раса которых обладала голубыми глазами. Слишком долго пришлось бы объяснять. Но он в самом деле испытал смущение. Ну почему это случилось с цыпленком, которого именно он выносил?
К полудню щупальца, державшие яйцо на его коже, высохли, и пустая кожистая скорлупка, отвалившись, упала на землю. Еще через два дня многочисленные маленькие дырочки на груди затянулись, и кожа снова стала гладкой.
Он рвал связи с этим миром. К полудню на связь вышел Холмъярд и сообщил, что прошение Кэрмоди о продлении срока пребывания на Ферале отклонено. И в день окончания контракта он должен отбыть с планеты.
– В соответствии с условиями нашего контракта мы должны обеспечить вас транспортом до Вайлденвули,-сказал Холмъярд.-Мы воспользуемся нашим собственным. И через несколько часов доставим вас к месту назначения.
В течение последующих двух недель Кэрмоди буквально гнал караван, уделяя сну не больше четырех часов и останавливаясь только тогда, когда надо было выпасти лошадей. К счастью, конское поголовье Ферала обладало немалой выносливостью, хотя и не такой быстротой, как их земные собратья.
Накануне дня отбытия Кэрмоди, вечером, отряд вышел к горному перевалу, за которым лежала долина обетованная. Разведя костры, путешественники пристроились к теплу.
С перевала дул холодный ветер, и Кэрмоди уснул не без труда. Но причиной бессонницы были не порывы зябкого ветра, а его мысли. Они ходили по кругу, как индейцы вокруг каравана фургонов, осыпающие его острыми стрелами. Он не мог отделаться от беспокойства, размышляя, что станет с его паствой, когда он покинет ее. Он не мог не сожалеть о том, что не обеспечил их духовным наставлением. «Завтра утром,-решил он.-Завтра утром мне представляется последняя возможность. Но в мыслях у меня нет ничего, ровно ничего, я отупел. Если бы мне было дано право решать самому, если бы начальство не принудило бы меня к молчанию... но ему виднее. Скорее всего я бы сделал что-то не то. Наверное, лучше всего отдать все на волю Божественного провидения. Но ведь Бог являет себя через деяния человека, а я человек...»
Должно быть, он все же задремал, потому что внезапно очнулся, почувствовав прижавшееся к нему маленькое тельце. Это была Туту, его любимица.
– Мне холодно,-сказала она.-И я много раз, еще до пожара деревни, спала у тебя на руках. Почему ты не позвал меня сегодня вечером? Это твоя последняя ночь!-дрожащим голосом сказала она и заплакала.
Плечи ее затряслись, и она уткнулась клювом ему в бок, когда он прижал головку Туту к груди. И не в первый раз Кэрмоди пожалел, что у этих созданий такие твердые клювы. Им никогда не будет дано познать удовольствие от соприкосновения в поцелуе теплых нежных губ.
– Я люблю тебя, Джон,-сказала она.-Но после того как чудовище сожгло деревню, мы стали и бояться тебя. Но сегодня вечером я забыла, что боюсь тебя, и должна провести эту ночь в твоих руках, чтобы запомнить ее на всю жизнь.
Кэрмоди почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы, но постарался, чтобы голос звучал ровно и спокойно:
– Те, кто служат Создателю, сказали, что меня ждет работа в другом месте. Где-то среди звезд. И я должен отправляться, пусть даже мне не хочется. Мне грустно, как и тебе. Но, может быть, когда-нибудь я и вернусь. Не могу обещать. Но всегда буду надеяться.
– Ты не должен оставлять нас. Мы все еще твои дети, а нас ждет взрослая работа. Взрослые как дети, а мы как взрослые. Ты нам нужен.
– Я знаю, что ты права. Но я буду молиться Ему, чтобы Он не оставил вас своим внимание и оберегал вас.
– Я надеюсь, что у Него больше мозгов, чем у моей матери. Я надеюсь, Он такой же умный, как ты.
Кэрмоди засмеялся.
– Он бесконечно умнее меня. Не беспокойся. Чему быть, того не миновать.
Он еще немного поговорил с ней, в основном, давая советы, как лучше подготовиться к наступающей зиме, и заверяя, что, может быть, он еще вернется. Или, если не он, так другой человек. И наконец провалился в сон.