Выбрать главу

О ратных подвигах капитана Мазаева я написал в первой своей книге «В тяжкую пору». Естественно, рассказывая о боях 8-го механизированного корпуса, о первых его героях, — а их у нас было очень много, — я не мог подробно написать о Маташе Мазаеве, тем более проследить, как складывался и мужал его яркий и самобытный характер. Это сделал в своей книге «Прометей в танковом шлеме» подполковник запаса Р. Белевитнев. Книга эта — правдивый рассказ об одном из героев Великой Отечественной войны.

Н. К. ПОПЕЛЬ,

Герой Советского Союза,

генерал-лейтенант танковых войск

* * *

Включаю проигрыватель. Черно-антрацитовый диск приходит в движение. Слышатся первые, еще не совсем ясные звуки. Они напоминают легкий посвист крыльев горного орла. На мгновение звуки затихают, а мне почему-то видится: орел опустился на вершину, обхватил цепкими когтями острый выступ скалы и, гордо поворачивая голову, окидывает зорким взглядом нагромождение скал, темные ущелья, зеленые долины, настороженно вслушивается в нарастающий гул танкового боя. Взмахнув крыльями, орел взмывает ввысь и летит навстречу бою…

М. Х. Мазаев в годы учебы в совпартшколе.

«Недолгой, но яркой была жизнь Маташа Мазаева, — слышу слова, записанные на пластинку, выпущенную Всесоюзной фирмой «Мелодия». — Кадровый советский офицер, участвуя с первых дней войны в боях с немецко-фашистскими захватчиками, он геройски погиб.

Благодарные потомки сохранят о нем память навеки…»

В этих словах — гордость и боль, волнение и клятва.

Музыка, набрав силу, заполняет комнату, вырывается в открытые окна. С нею сливается воедино чистый и звонкий, как хрусталь, голос Мовлада Буркаева:

Помним мы все, помним пушек набат, Тени встают, тени павших в бою. Помним, Маташ, помним, друг и солдат, Вечно в строю, ты с живыми в строю. Танка броня полыхала огнем, И над страной притаилась беда, В сердце моем, как и в каждом другом, Память жива о тебе навсегда.

Навсегда… Разве можно забыть, что вечно, нетленно, как сама жизнь?

Помню, как однажды в минуту откровения Маташ Мазаев высказал свою заветную мечту: оставить добрый след в людских сердцах. Видимо, это была не просто мечта, а нечто большее, объемнее, сильнее. Цель жизни, умножавшая силы. Маяк, светивший ему с самой комсомольской юности.

Мечта твоя, Маташ, сбылась. Сбылась потому, что ты шел к светившему тебе маяку нелегкой дорогой, не сворачивая ни в ту, ни в другую сторону, не обходя препятствий. Ты оставил о себе добрую память у многих и многих людей. Тебя помнят не только сверстники, с которыми ты учился в семилетке и совпартшколе, восстанавливал грозненские нефтепромыслы, ходил в засады против бандитов. Ты остался в памяти артиллеристов, с которыми провел три года курсантской жизни. Никогда не забудут тебя и танкисты, которых ты готовил к тяжелым испытаниям войны, а затем водил в бой под Перемышлем и Буском, под Бродами и Дубно, под Харьковом и Сталинградом.

Тебя чтут не только сыновья, племянники и племянницы, все близкие и родные тебе люди, но и те, кому не довелось встретиться с тобой, видеть тебя. Одна из улиц Грозного носит имя Маташа Мазаева. Многие пионеры города с гордостью называют себя мазаевцами.

Песни, созданные твоими земляками о тебе, о твоих ратных подвигах, звучат не только над Тереком и Сунжей, но и над всей Советской Родиной, которую ты по-сыновьи любил и за которую отдал жизнь без колебаний.

Пора, давно пора, Маташ, рассказать о том, каким ты был, каким остался в памяти людей, которые тебя хорошо знали.

Р. БЕЛЕВИТНЕВ.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Бортовой «газик», гремя железными бочками с бензином, бежит по широкому проселку. Белесая пыль, перемолотая гусеницами прошедших здесь танков вырывается из-под колес, разрастается огромным шлейфом и, как непроницаемая стена, закрывает все что остается позади. Впереди же горизонт чист и прозрачен. Справа переливается под солнцем стерня недавно сжатого поля, а слева вплотную примыкает к серой дороге темно-зеленая свекловичная плантация. За ней, на отлете, промелькнула небольшая рощица, кое-где уже тронутая золотом наступающей осени.

То ли от пестрой картины раннего осеннего увядания, то ли от сильной тряски и непривычного грохота бочек в кузове в душу вползает какая-то неясная тревога. Нет, кажется, тревожит меня что-то иное, более значительное, чем пожелтевшие ветки берез или грохот бочек в кузове.