В юном сознании постепенно меркла романтика, в которую бывшие вожди племен и муллы так искусно облачали прошлое. По-иному Маташ смотрел теперь на обычаи и законы, веками царившие в горах, на легенды и сказания, поверья и предания, сохранившиеся в народе. Нельзя их брать полностью на веру, надо во всем разобраться, взять с собой то, что является эпосом народа, его нетленной поэзией, кодексом мужества и славы. Зачем нам те из них, в которых восхваляются князья и наибы, прославляются как боги на земле. Не такие уж они и боги, если снять с них оболочку. Не случайно же в самой их верхушке шла такая отчаянная борьба за власть.
Так было, но теперь всему этому пришел конец. Новое властно входит в жизнь. Советская власть принесла горцам свободу, возвратила плодородные земли, уравняла в правах со всеми другими народами. В аулах открываются школы на родном языке.
Почему же находятся люди, которые с такой отчаянностью сопротивляются этому новому? Ради чего они вооружаются, нападают на нефтепромыслы, железные дороги, поджигают здания Советов, убивают руководящих работников, комсомольцев, селькоров? Может быть, не ведают, что делают? Кое-кто, конечно, не понимает. Но те-то, кто стоит за их спиной, кто вооружает и подстрекает их, хорошо знают, что делают.
Оказывается, старое не сдается без боя. Народ, сбросивший рабство, строит новое не на пустом месте. Он берет с собой из прошлого то, что отложилось в памяти, традициях, легендах и преданиях, нравах и обычаях. Берет хорошее и плохое. Светлое и темное, доброе и злое.
Выходит, прошлое — это не только заросшие могилы предков, не мертвая тишина музеев и архивов. Прошлое, вместе с тем, и сильно действующее оружие. Образы предков по-разному входят в круг новой жизни — или помогают ее становлению, обнадеживают и подкрепляют нас в трудную минуту, или сопротивляются всему новому, цепко держась за прошлое. Все дело в том, в чьих руках это прошлое: честно добывающих свой хлеб или привыкших грабить других.
Осмысливая все это, Маташ вспомнил недавний случай. Группа комсомольцев изловила трех бандитов, спускавшихся с гор. Пока молодчиков обезоруживали и скручивали им руки, один из них, самый раскормленный и сильный, злой, как барс, вырываясь, не переставал выкрикивать что-то о заветах предков, о Шамиле и Хаджи-Мурате, об извечной вражде русских и горцев. Выпученные глаза его горели лютой ненавистью. Ребятам казалось, что человек этот сходит с ума, что вот-вот он набросится на людей и начнет их рвать зубами, как бешеный зверь.
Комсомольцы узнали этого матерого бандита. Молва о нем шла по всей Чечне. Люди говорили про него по-разному: одни с открытой ненавистью, другие — с презрением, а третьи — со страхом. На его совести было немало убитых, ограбленных, обездоленных и обесчещенных. Бандит был старшим сыном крупного богача, в отарах которого насчитывались тысячи баранов, а в сундуках — много золота.
Долго бушевал бандит. А когда стал утихать, Маташ спросил его, ради чего он убивает и поджигает.
— Мы, чеченцы, хотим жить, как жили наши предки, — выпучивая глаза, выкрикнул он, и розовая пена вновь выступила на его толстых губах. — Пусть нам никто не мешает!
— Кто тебе дал право говорить от имени всех чеченцев? — вскипел Маташ и, уже спокойнее, добавил: — Я тоже чеченец. И Али Ибрагимов. И Ибрагим Казалиев. И Абубакар Чапаев. И Магомед Мустапаев. Нас — тысячи. И мы не хотим жить по-старому! Не пойдем наниматься к тебе в батраки, как нанимались у твоего отца наши отцы.
Теперь, размышляя над всем, с чем сталкивала его жизнь, Мазаев начинал понимать, что в запальчивости сказал тогда далеко не все и, может быть, не самое главное. О какой извечной вражде русских и чеченцев говорил бандит? Не было и не могло быть этой вражды! В своей семье Маташ никогда не слышал ни одного плохого слова о русских. Наоборот, сколько помнит он, отец всегда дорожил дружбой с русскими, а мать с такой теплотой и искренностью пела им, своим детям, русские песни, учила их тем русским словам, что знала сама. Так было и в других семьях бедняков, которых знал Маташ. И разве он, Маташ, питает какую-нибудь вражду к своим друзьям, русским ребятам? Нет, врет бандит!
Так размышлял Маташ, читая книги Ленина. Порой ему казалось, что за книгой он один на один беседует с Владимиром Ильичем, советуется с ним; великий человек, до последней черточки знакомый ему по портретам, чуть прищурив свои добрые и мудрые глаза, смотрит на него, шестнадцатилетнего Маташа, учит разбираться и в прошлом, и в настоящем, и в будущем… Часто бывает так, что даже в близком тебе не сразу приметишь душевные сдвиги, накопление бесценных зерен человеческой мудрости, появление новых качеств.