Все, что мы там увидели, было потрясающе дико и кошмарно. Даже в самом страшном сне нормальному человеку такое не могло присниться. Все пути и тупики забиты составами искореженных и полусгоревших составов. Некоторые вагоны опрокинуты на бок, другие перевернуты вверх колесами. И везде трупы, трупы, трупы. Трупы в лужах крови, под обгоревшими обломками, под опрокинутыми вагонами. Часть из них успели уже убрать и захоронить — за станцией, на пригорке, виднеются сотни свежих холмиков. Остальных вытаскивают, несут туда, к кладбищу. Вот под обугленными досками лежит женщина. Чуть поодаль, у самого крайнего пути, лежит старушка, видно, бежала от вагонов и была настигнута пулеметной очередью с самолета.
Больше я не мог смотреть, сердце сдавило холодными тисками.
— Понимаешь, не могу забыть эти Винники, — проговорил Маташ, несколько успокоившись. Что ни делаю, а эти разбитые вагоны, эти трупы — перед глазами. С женщинами фашисты воюют. С детишками воюют. Со стариками воюют. А от нас бегут без оглядки. Видел, как улепетывали под Перемышлем? А вчера под Буском?
Подошел заместитель командира батальона по политчасти. Он доложил капитану Мазаеву о том, что моральное состояние личного состава высокое, многие танкисты, отличившиеся в первых боях, подали заявления с просьбой принять их в партию.
— Да, ко мне подходили Ковбасюк, Крылов и Иванов. Просили рекомендации. После боя сразу же напишу, — сказал Маташ Хамзатханович и посмотрел на часы. — До наступления осталось двадцать пять минут. Успеем провести накоротке партийные собрания в ротах.
— Пожалуй, на этот раз есть смысл провести партийно-комсомольские собрания, — предложил замполит.
Мазаев с ним согласился. Мы направились в роты: Мазаев — во вторую, замполит — в третью, а я — в первую.
Подходя к первой роте, я увидел старшего лейтенанта Ковбасюка в кругу танкистов. Командир роты анализировал вчерашний бой. Оказывается, и в такой кутерьме, как вчерашний бой под Буском, ротный командир успел оценить действия каждого экипажа: одних он хвалил за смелость и находчивость, а другим указывал на ошибки и промашки.
— Сегодня, товарищи, перед нами поставлена более сложная задача, чем вчера, — говорил он танкистам. — Противник прорвался здесь крупными силами. Под Буском мы вступили в схватку с одной танковой дивизией фашистов, а сегодня придется вести бой с двумя танковыми дивизиями. И третья, по данным разведки, на подходе.
«Молодец Ковбасюк, — подумал я, вслушиваясь в речь командира роты, — не преуменьшает сложность сегодняшней задачи. Чувствуется мазаевская школа».
В первых же боях он показал себя зрелым и мужественным командиром. Впрочем, в батальоне Мазаева все танкисты смелые, крепкие духом ребята. Будто кто-то специально подбирал их. Это чувствовалось и во время вчерашнего боя, и сегодня на партийно-комсомольском собрании. Все говорили коротко, но веско. Видно было, что коммунисты и комсомольцы батальона, — а их здесь абсолютное большинство, — готовы к любому испытанию, лишь бы выиграть сегодняшний бой и разгромить фашистов.
Ровно через двадцать минут над расположением полка вспыхнула ракета — сигнал для наступления.
Танки батальона шли вначале по широкой луговине, местами заболоченной или заросшей непролазным кустарником. Мотострелки хорошо здесь поработали: сделали просеки в густых кустарниках, обезопасили наиболее топкие места.
За луговиной начался редкий сосновый лес. Здесь батальон догнал мотострелков, что готовили для танковой колонны путь, а теперь должны были наступать вместе с танкистами.
Мазаев еще издали приметил капитана, который стоял у самой дороги, поджидая танкистов. Маташ сразу же определил, что он и есть командир батальона мотострелков. Подъехав ближе, Мазаев спрыгнул на ходу с танка и пошел навстречу капитану.
— Капитан Тута Магомедов, — представился тот, — командир мотострелкового батальона.
Называя себя, Маташ теперь пристальнее взглянул на него. У Магомедова — типичное лицо горца, загорелое до черноты, сухощавое. Голос глуховатый, слова произносит с заметным кавказским акцентом.
— Кажется, земляки? — спросил он Магомедова.
— Вполне возможно, — улыбнулся Тута. — Откуда родом?
Мазаев сказал, где родился, а потом жил и учился.
— Знакомые места. Бывал и в Верхнем Науре, и в Михайловской.
О многом хотелось поговорить двум землякам, встретившимся на фронтовой дороге. Но для этого у них не было времени. Даже о самом главном — уточнить детали взаимодействия — пришлось договариваться на ходу.