Мария обернулась.
— Комендант неплохо следит за порядком.
— В самом деле? Рад слышать. А как ваш муж? Он уже дал о себе знать?
— Я не уверена. Думаю, это он прислал мне адрес Учреждения. Кажется, это был его почерк.
— Он прислал вам адрес Учреждения? — Бригадефюрер в замешательстве подался вперед. — Каким образом?
— Письмо пришло по почте через несколько часов после нашего переезда.
— Разве не комендант вас к нам направил?
— Нет, — сказала Мария.
Бригадефюрер принялся расхаживать по кабинету.
— Опишите, как выглядел почтальон.
Мария задумалась, но ничего вспомнить не смогла.
— В этот день мы были в полной растерянности. Я видела эти трупы. Джон и Тереза мне не поверили, они решили, что я все выдумываю, и настаивали, чтобы я об этом больше не говорила. Они напомнили мне о том странном телефонном звонке, но ведь он-то как раз и подтверждал, что я права. Именно в этот момент пришел человек с письмом. На нем была форма почтальона, и вел он себя грубо.
— Довольно об этом. — Бригадефюрер показал Марии папку для документов и приказал запомнить номер. Затем он так же неожиданно отпустил Марию домой.
Было уже совсем темно. Фонари в боковых улочках не горели. Магистрат боролся за экономию электричества.
Дождь снова лил как из ведра, и за его потоками пропадали редкие отблески освещенных окон. У Марии было такое чувство, что она сбилась с пути и забрела в незнакомую часть города. Тем неожиданнее для себя она вдруг оказалась на огромной площади перед собором, фасад которого был освещен почти как днем. Мария быстро дошла до ворот дома и, накрытая тьмой подворотни, на ощупь стала пробираться к парадному во дворе. Откуда-то донесся металлический лязг. Шум шел от площадки с мусорными бачками. Мария обернулась и увидела луч света, начинавшийся совсем низко над землей, словно он шел ниоткуда. Луч скользнул по брусчатке к ее ногам, затем осветил ее целиком.
— Гляди-ка, наша новая соседка, — произнес хриплый женский голос. — Вы ведь не станете доносить на меня в Учреждение? Я не нарушаю законов. Просто собираю всякое старье. Люди выкидывают все подряд, иногда попадаются очень хорошие вещи, которые еще сгодятся такой пропащей душе, как я.
Мария заслонила глаза рукой.
— Не светите в лицо, — сказала она. — Прошу вас. Глазам от света больно.
— Меня зовут Милена Рук, — продолжал из темноты женский голос, — на тот случай, если вы все же станете доносить. И чтобы вам не пришлось наводить справки у коменданта — я живу здесь, на первом этаже, рядом с помойкой. Когда жильцы плохо закрывают крышки, вонь несет прямо в мою кухню.
Мария кивнула головой.
— Не стоит извинения. Мы сами долго так жили. На Севере.
— Надо бы приучить всех получше закрывать бачки. Вы родом с Севера? — Милли помолчала немного. — Заходите как-нибудь ко мне. Ваша фамилия Савари? Только если захотите попить со мной чаю, вам придется захватить его с собой. Старуха Милли питается одним воздухом.
— И одним шнапсом, — раздался из темноты голос коменданта. — Это вы здесь, — удивленно произнес он, узнав Марию. — Ключ от ворот вам дал господин Мальбот? Женщинам не следует покидать дома после наступления темноты. Господин Мальбот наверняка того же мнения. Мы тут не потерпим никаких…
— Ворота были не заперты, — прервала его Мария. — Кроме того, я возвращаюсь с работы.
— Так поздно? Женщин, работающих в Учреждении, отпускают до наступления сумерек.
— Наш комендант все знает, — сказала Милли. — Когда речь идет об Учреждении, он знает все абсолютно точно. Можно подумать, он сам служит в Учреждении.
«Шпик из Учреждения, — подумала Мария, — это на него похоже». В луче света от карманного фонарика его лицо, искаженное злобой, выглядело смешным.
— Я выясню у господина Мальбота, — сказал комендант.
— Хотите — выясняйте, — резко ответила Мария, — хотите — нет, ваше дело. — Она вдруг ощутила сильную усталость и, не попрощавшись, зашагала к парадному. Она успела еще услышать, как Милли с силой захлопнула крышку бака и как разразился бранью комендант. До квартиры на пятом этаже ей надо было пройти девяносто восемь ступенек.
Дождь не перестал и на следующее утро. Мария пришла на службу насквозь мокрая. Было без нескольких минут восемь, ее душил кашель, и чувствовала она себя отвратительно.
Бригадефюрер посмотрел на нее с явным неудовольствием.
— Что вы себе вообразили, явившись в таком виде? — рявкнул он. — В таком состоянии вы ни на что не годны, это немыслимо. Если вы, промокшая до нитки, появитесь на улице, все будут глазеть на вас. Почему вы не взяли зонтик?
Мария застыла у двери.
— У меня нет зонтика, — тихо произнесла она. — Когда мы решили бежать, нам пришлось все бросить.
— В городе полно магазинов.
Мария опустила голову.
— У меня нет денег.
— А деньги, что вы получили от этих молодчиков в Садовом? Вчера вы говорили, что денег было слишком много и вам даже пришло в голову вернуть половину, чтобы совесть не мучила.
— Мы заплатили за квартиру вперед, и за детский сад тоже. Остальное ушло на продукты.
Бригадефюрер поднялся из-за стола.
— Почему вы мне не доложили? Государство дает деньги, оно проявляет заботу, но оно не может знать всего обо всех. Добропорядочные граждане сами ему все сообщают.
Мария уставилась на лужицы, натекшие с ее башмаков. В таком виде она и в самом деле ни на что не годна. А что было делать? Просить денег у бригадефюрера? У других людей? В этом большом, необъятном городе не было никого, кроме Джона и Терезы, к кому она могла бы обратиться за помощью, и эта мысль пугала ее, но не оправдывала. Если хочешь выжить, научись справляться с такими проблемами.
«Он вышвырнет меня на улицу, — подумала она. — Ошибку можно простить. Бестолковость — ни за что».
— Ладно, идите, — неожиданно произнес бригадефюрер. — На складе найдется все, что вам необходимо для службы.
— Господин бригадефюрер не уволит меня?
Вместо ответа он без всякого стеснения осмотрел ее с головы до ног. Мария ощущала, как мокрая одежда липнет к ней, подчеркивая ее формы. Каким бесстыдным может быть тело. И как оно может предать. Ее лихорадило. Она несколько раз подряд чихнула.
— Господин бригадефюрер не станет даже заносить предупреждение в ваше личное дело. Господин бригадефюрер способен войти в ваши обстоятельства, надо только полностью довериться ему. — Произнеся это, он улыбнулся, и Мария подумала, что ничто другое не делало его таким отвратительным, как попытка проявить дружелюбие. Эти губы, тонкой линией растянутые до ушей, эти острые, оскаленные зубы.
Он подошел вплотную и, прежде чем она успела отшатнуться, ухватил ее за локоть.
— Господин бригадефюрер лично покажет вам дорогу, — сказал он и потянул Марию за собой, не дожидаясь ответа.
Склад размещался в подвале, и коридоры, ведущие туда, блокировались фотоэлементами. Перед каждым из них бригадефюрер вынимал ключ на цепочке, прикрепленной к поясу брюк, и вставлял его в едва заметное отверстие на стене.
— Любой замок можно взломать, — пояснил он в ответ на вопросительный взгляд Марии. — Пройти незамеченным мимо фотоэлемента намного труднее. Вы себе представить не можете, что за сброд до сих пор болтается в городе. Не очень помогла и акция по их выселению в Заречье. Эти бандиты пробираются по ночам в город и крадут все, что только могут унести с собой. Даже Учреждение не чувствует себя в полной безопасности.
— Но ведь есть же лагеря, — испуганно сказала Мария.
— Вы понимаете, что говорите? Если их поместить в лагерь, они смогут потом обосноваться в городе, ведь в этом случае они получают официальное разрешение на работу.
Бригадефюрер указал рукой в конец коридора. Перед ними открылся склад, подземный зал чудовищных размеров.
— Учреждение такое огромное, — произнесла Мария. — И каждый раз, когда приходишь сюда, оно выглядит иначе. Вчера, с улицы, оно показалось мне небольшим. Здесь, внутри, все иначе. Идешь по коридору и думаешь, что вот и дошел до конца, как вдруг за поворотом открывается новый коридор. А дошел до конца нового коридора, там — новый поворот.