Роланд пожал плечами.
— Разумеется, вы должны были задать вопрос: зачем эта встреча при всеобщем цинизме, — продолжал Геллерт. — Надежда — бред сумасшедшего, но терять ее нельзя и…
К столику подошел официант.
— Скоро одиннадцать, — предупредил он, указывая на стенные часы. — Если господа не закончили…
Геллерт поднял голову.
— Господам пора уходить, и мы уходим.
Он заплатил за себя и за Роланда, поставил доску на место и вышел из погребка. На улице он взял Роланда за рукав.
— Куда?
Роланд и сам не знал. Они в нерешительности постояли у двери. Подошел полицейский патруль и потребовал документы. Геллерт показал служебное удостоверение и спровадил блюстителей порядка.
— Пойдемте ко мне, — предложил Роланд. — Я живу здесь, недалеко. Моя хозяйка не из болтливых, к тому же она уже спит в это время.
Геллерт кивнул, и они двинулись по улице Нации в сторону южной части, и все время, пока они шли по темным улицам, Роланда не оставляла мысль о том, что ему следовало бы быть с Джоном, что ничего более важного нет.
Когда Мария вышла из-за складов, уже миновала полночь, лодка была полностью загружена и готова к отплытию, только Индеец все еще стоял на пирсе, вглядывался в темноту и ждал. Четыре дня провела она в гавани и каждый день около одиннадцати часов приходила к тому месту, где разгружали суда с продуктами. Она искала Роланда, но его там не было. Возможно, он появлялся здесь нерегулярно. Или вообще перестал сюда ходить. Либо же — а от этого ожидание становилось просто мучительным — его схватили.
Роуви поздоровался с ней почти что с нежностью. Индеец молча прижал к себе, а его друг, которого она видела несколько раз на разгрузке в гавани, вытащил из кармана робы маленький термос.
— Я пытался найти вас в гавани, — сказал он. — Но вы так затаились. Я искал вас каждый день.
В лодке лежала сухая одежда.
— От Катарины, — пояснил Роуви.
Мария с удивлением посмотрела на него.
— Откуда она могла знать, что я сегодня…
— Да она и не знала, — перебил ее Роуви. — Просто без вас мы сегодня не вернемся. Вы нужны нам.
Вместо ответа Мария смущенно принялась натягивать приготовленный для нее пуловер.
— В первую ночь я не сумела уснуть, потом стало лучше. Я искала своего мужа. Иногда он работает здесь. Не найдя его в первый день, искала во второй, и так все время. Дальше уже не выдержать. Ночью все прислушиваешься, днем все пригибаешься. Так можно и позвоночник искривить. Каждый, кто здесь ходит, может заподозрить неладное.
— Да уж, если тебя начинают высматривать, добра не жди, — сказал друг Индейца. — А теперь отплывайте. Для переправы самое время.
Они вошли в лодку, и он оттолкнул ее от берега, чтобы не сразу заводить мотор.
— Хорошо, что вы снова здесь, — заговорил Индеец, когда отплыли на порядочное расстояние. Он привычно наблюдал за фарватером, а Роуви правил.
Мария села на днище, прислонилась к борту и закрыла глаза. Диего накинул ей на ноги одеяло.
— Мы так боялись, что вы не придете.
— Приходится бояться, — ответила Мария. — Смерть ходит между нами.
— Ну что вы, вы еще так молоды.
— Уже не слишком. На Севере рано выходят замуж и умирают раньше. Пустыня выжигает женщинам глаза, дети изнуряют. Дом, сляпанный из песка, — больше от человека ничего не остается. Дети рано это усваивают. Как и то, что надо закалять душу, иначе она будет болеть, а рот держать закрытым. Мы рассказывали им сказки. Они начинались так: «Есть на свете зеленая страна, но мы не сумели до нее добраться». На вопрос: «Кто же там живет?» — мы отвечали: «Не мы и не те люди, которых мы знаем. Мы только слышали об этом. Пустыня все больше расползается».
— Мария, — прервал ее Индеец. — Давайте разговаривать сегодня о чем-нибудь другом. В лагере вас ждет сюрприз. Я уверен, вы будете счастливы.
— Что это?
— Не могу сказать, сюрприза не получилось бы. Вы уж потерпите.
— Ты все же скажи, — вмешался Роуви.
— Нет, не надо, — решила Мария. Она поднялась и встала рядом с ним. — Таинство праздника состоит в том, что не знаешь, какой тебя ждет подарок, тут важно ожидание. Причем долгое. В детстве мы умели ждать. Мастерили самодельные календари и зачеркивали каждый прошедший день.
— Создавалось ощущение долгого путешествия, — сказал Инженер. — А когда зачеркивался последний день, можно было считать: ты у цели, и все будет хорошо.
— У вас тоже был такой календарь?
— У каждого был когда-то.
— У меня не было, — сказал Индеец. — Я только здесь этому научился.
Они уже приближались к берегу. Роуви тихо просигналил. В ответ последовала вспышка фонаря, и когда лодку завели в заливчик, им спустили веревочную лестницу.
— Чем не лифт, — пошутил Роуви. — Вы первая. Нет, серьезно. Вы первая.
Он натянул веревки, и Мария взобралась наверх.
На обрыве стоял Джон.
— Мария, Господи, ты ли это? В самом деле живая! Мы уж не верили. В городе считают, что ты утонула.
Он закружил ее в воздухе.
— Потише, — взмолилась Мария, задыхаясь. — Потише. Они не сказали мне, что вы здесь. Я только сейчас это поняла.
Джон высоко поднял ее и понес, потом поставил на землю, выпрямился и сказал:
— Можешь потрогать. Я настоящий. Как говорится, подлинник Джона. А в лагере тебя ждет Тереза с детьми.
— Теперь я понимаю, почему не могла найти Роланда. Я искала его на той стороне.
— Роланд? — Джон резко взмахнул рукой. — Роланд не приехал с нами. Что он здесь потерял? Он, видите ли, должен участвовать в Сопротивлении. Кроме того, он думает, что тебя нет в живых.
— Разве Роланд не здесь? — Мария остановилась и в отчаянии посмотрела на Джона. — Он не здесь?
— Мария! Здесь дети. Мы уже начали строить туннель. Самое позднее через две недели окажемся на той стороне. Я осторожно заглядывал за стену. Там все почти так же, как было у нас дома до наступления песков. У тебя будет все, что ты пожелаешь. Только забудь Роланда.
Мария молчала. Видимо, все надо принимать как есть: одна жизнь подошла к концу, начинается новая. Главное, чтобы действительно началась другая, но она не могла представить себе детей без Роланда. У нее никогда не укладывалось в голове, как можно быть матерью, не будучи женой. Теперь ее старая жизнь позади. Она была вроде болезни. А выздороветь можно лишь когда начинаешь понимать болезнь.
Они молча пошли дальше. Джон взял ее за руку и крепко сжал в своей, и когда она, подняв глаза, улыбнулась, он почувствовал облегчение.
В лагере царила тишина. На ногах были только Катарина и несколько мужчин, помогавших разгружать лодку. Катарина отвела Марию в только что поставленный домик и сказала:
— Они там.
Мария вошла внутрь. Дети спали, положив головы на грудь обнимающей их Терезы. Мария опустилась на колени и всех троих поочередно поцеловала в лоб. Вид у спящих был просто безмятежный, и она долго смотрела на них. Только на рассвете Мария прилегла рядом.
Последующие недели выдались сухими и жаркими. Мария много играла с Изабеллой и Пьером, и все вместе ходили гулять далеко в луга. Они собирали травы и хворост и начали мало-помалу обустраивать школу. По сути, она представляла собой ровную площадку под жестяной крышей, защищавшей от жгучего солнца. Земля под ней была такой гладкой и утоптанной, что на ней можно было писать палкой или острым камешком, так появлялись первые буквы. Учеба начиналась рано поутру, когда еще не жарко. Пьер обычно молча внимал всему, что мать говорила детям, пристроив на коленях Изабеллу. Он считал себя уже взрослым. По вечерам Мария неизменно отправлялась к каменной насыпи, чтобы увидеть, как продвигается строительство туннеля. Почему-то всем казалось естественным, что Инженер отчитывается перед ней, показывает свои чертежи на деревянных дощечках. Бумаги не было вовсе.
Джон почти не сомневался в том, что Мария стала забывать о Роланде. Тереза тоже так думала. Но Катарина была иного мнения. Как только Мария зачастила в луга, Катарина сразу почувствовала приближение того часа, когда Мария сядет с мужчинами в лодку, отчалит на тот берег и потом долго будет искать там и ждать своего мужа, и все надежды Катарина возлагала на окончание работ.