— А что здесь понимать, — решительно пресек дискуссию Олег Михайлович. — Потому на месте и стоим. Тут вкалывают, там вкалывают, а никакого прогрессу нет. За столом и то вместо выпивки разводим философию о работе.
Тут внимание Олега Михайловича привлек старый баян на шкафу у двери. Опорожнив стакан и сразу забыв про собеседников, он потребовал инструмент. Константин Павлович просьбу гостя принялся исполнять охотно, хотя и не очень ловко — со стульями и лавками справиться ему было нелегко. В конце концов с помощью аспирантов баян был на колени Олегу Михайловичу доставлен. Приладившись, тот растянул мехи, выдул из складок пыль, пробежал непослушными пальцами по потемневшим от времени кнопкам басов.
Все притихли, и даже Константин Павлович уважительно замолчал, отвернувшись от философа.
— Давненько, как говорится, в руки шашек не брал. Производство заело. В войсках, бывало, только этим и спасались. Особенно в Средней Азии. — Олег Михайлович провел ладонью по пожелтевшему перламутру, любовно погладил инструмент. — Я ведь, можно сказать, кадровый военнослужащий, майором комиссовался…
— Знамо что, — попытался вставить Константин Павлович, выпрямляясь и тоже ощущая себя человеком военным.
Но Анна Васильевна дернула его за рукав.
— …приедешь, бывало, домой, — продолжал Олег Михайлович, — а что там, дома? Песок да глина. От жары все бело, ни листика, ни травинки, из зеленого — только тоска. Стакан чистой жахнул и за баян. Броня крепка, и танки наши быстры.
Он рванул мехи, подмигнул Анне Васильевне и затянул во всю мощь своего командирского, бронетанкового голоса:
Старики неожиданно громко и дружно подхватили:
Виктор Аркадьевич, посмотрев на часы, поднялся и вышел во двор. И вовремя. К дому подруливал грузовик с цементом. «Молодец, парень, не подвел», — подумал о водителе Сватов. Строители, услышав мотор, тоже вышли, сразу взялись разгружать. Им еще за песком нужно было сделать пару рейсов — старый карьер неподалеку Константин Павлович уже показал.
День в итоге складывался вполне удачно.
С водителем грузовика Сватов договорился, что за каждый рабочий день сверх внесенного в кассу тот будет получать от него десятку. Плюс по пятерке за каждую единицу привезенного груза — тонну цемента, тысячу кирпича, кубометр пиломатериалов. Это, так сказать, за предприимчивость.
— А грузить кто будет? — осведомился водитель.
— Разгрузят здесь, а загружаться — как сумеешь.
Условились, что каждое утро еще до начала работы шофер будет Сватову звонить, справляться, надо ли куда-нибудь ехать.
— Ага, — согласился водитель. — А как с шефом?
— Кукевича я беру на себя. Тебя это не касается.
Сватов зашел в дом попрощаться. Буровики, оказывается, уже укатили. Олег Михайлович, судя по его виду, ехать не собирался.
— Я остаюсь, — сказал он Сватову, предприняв попытку оторваться от стула. — Надо воду откачать, — пояснил хозяину, впрочем, без всякого успеха, так как Константин Павлович, подставив локоть под голову, мирно похрапывал. — Промыть пласт. Вы как хотите, но я пока дело не закончу — не уеду.
Сватов молчал, думая, как ему поступить.
— Завтра и сделаю. Мне еще бумаги надо оформить, — Олег Михайлович показал на «дипломат». — Посижу, а завтра вы меня заберете. С утра заскочим в совхозную контору, акт подпишем, чтобы деньги перечислили. Месяц кончается, надо подбивать бабки.
Ехать сюда специально за ним Сватову было не с руки.
— Ладно, — сказал он, — что-нибудь придумаем. Я сейчас к директору совхоза заскочу, это по дороге. А с утра он за вами заедет и доставит до дому.
— Я остаюсь, — Олег Михайлович потянулся к баяну. Он на все был согласен. — Завтра утром вы меня заберете.
Удаляясь от Ути, Виктор Аркадьевич с тоской думал, что его строительные дела двигаются в тупик — вопрос о кирпиче оставался нерешенным. Мне, правда, казалось, что все складывается даже слишком хорошо. Нам с Дубровиным такие темпы и не снились. Но Сватов все делал до упора и безрезультатный разговор с Кукевичем о кирпиче его угнетал.