— А чего ей родить? — поддерживала и разделяла его возмущения соседка. — С войны, считай, навоза не видела эта земля. С чего и взяться-то, когда дела никому нет… Говорила тебе, не надо б городить, — ворчала Анна Васильевна. — Самому не нужно — мы бы засеяли, мы бы и собрали. Еще бы кабанчика завели, глядишь, и тебе была б шкварка…
Земля для нее с Константином Павловичем была средством существования, источником всех благ и, пожалуй, даже главным смыслом всей жизни.
Но Федька плевать хотел на весь этот смысл. Повстречав Геннадия у конторы, он спросил, не скрывая недоумения:
— А что ее, и впрямь мало? Вона сколько землищи! Попробуй перемолоти…
И озабоченно вздохнул, всем своим видом показывая, как не просто ему, Федьке, совхозные гектары «перемолачивать»…
Тут к месту вспомнить недавний случай. Стоим мы с Дубровиным, в недалеком прошлом главным инженером вычислительного центра, на краю картофельного поля. Дело после дождя. И ведем, поглядывая на поле, с ним спор. Примитивно спорим, «на бутылку».
Я ему говорю, что картофель на поле уже убран.
А он утверждает, что нет. И указывает на то, что после дождя поле от вымытых картофелин белым-бело.
Разрешает наш спор не ЭВМ с математическими методами анализа, которые мой приятель селу поставлял, а совхозный бригадир Федор Архипович, появившийся весьма кстати. Он-то, из-под руки глянув, сразу и компетентно наши сомнения разрешил:
— Знамо, убрана картофля.
Потом, уже за закуской, которую Федор Архипович, подчеркнуто самостоятельный, с нами разделил, мы порасспрашивали его, нельзя ли людей на поле пустить, чтобы они продукт этот бесценный, называемый вторым хлебом, цена на который, впрочем, на столичном рынке иной раз не хлеб — колбасу перетягивает, нельзя ли крестьян пустить, чтобы они его подобрали. И в дело применили, хотя бы на условиях фифти-фифти — половина себе, половина — колхозу. А Федор Архипович, на закуску не налегавший, до конца нам все разъяснил. Никак, мол, нельзя. Никаких фифти-мигли. Потому что даровой картофель людей развращает. И усложняет ими руководство, так как лишает его, Федора Архиповича, основных рычагов: дать коня на личный участок под картофель или не дать. А здесь-то, мол, и без коня собрать можно. После комбайна…
Выслушав это разъяснение, Дубровин заговорил о кибернетике и АСУ.
— Даже поверхностного знакомства с механизмом отчетности и планирования в сельском хозяйстве, — говорил он, а Федор Архипович согласно кивал, — достаточно, чтобы понять — она субъективна. А машина, даже самая «умная», объективна. Что в нее заложишь, то и получишь. Теоретически все просто: закладываем информацию, получаем план… Но как он, — Геннадий кивнул в сторону закемарившего было, но тут встрепенувшегося Федора Архиповича, — передает информацию о сделанном в контору? Он знает, как ее «подать». С учетом «субъективного фактора» — характера директора, его настроения в «текущий момент».
Федор Архипович от разговора такого и волнения совсем захмелел, отчего сидел напряженно, смотрел в рот собеседнику не мигая.
— Это да, — сказал он, — нашему Васильичу палец в рот не клади. Фактор у него есть…
— Директор знает обстановку в районе — соответственно сводку корректирует. Там — тоже. Из района в область, там еще корректировка, потом в планирующие органы… В субъективном механизме — субъективная информация. Все одна видимость. А мы эту видимость складываем, перемножаем. А потом планируем — от «достигнутого». Спускаясь вниз, все опять постепенно корректируется, приспосабливается к местным факторам. Если не на стадии планирования, так в выполнении. ЭВМ от всего этого просто сошла бы с ума…
— Это уж точно, — сказал Федор Архипович. — Нам ее только покажи. Мы ей такой фактор задвинем…
Вечером Геннадий долго не давал мне спать. Мы говорили об ЭВМ и автоматизированных системах управления. Мы говорили о перестройке управления, о том, как трудно управлять большим хозяйством и большой страной, как необходимы для этого экономико-математические методы, время которых пришло. И как бессмысленны и бесполезны они, пока мы не научимся складывать свои маленькие и конкретные озабоченности в одну большую заботу, маленькие и конкретные любови к маленьким и конкретным клочкам земли в большую любовь и в большую землю, на которой должен быть порядок, сложенный из маленьких порядков.
Мы говорили о «проклятии размерности», о том, что сложность содержится уже в самом сложении маленьких, первичных ячеек в большое целое. При этом возникают проблемы взаимосвязей, они как раз и требуют автоматизации и математизации управления. Но бессмысленно добиваться управленческой гармонии целого, если в каждой из ячеек нет элементарного порядка.