- Слушай сюда внимательно, - шипел Гиор, жестко схватив Олю за подбородок, разворачивая к себе, - мне плевать, что у тебя там с головой, ясно? Можешь хоть вены резать – мне плевать. Но помни одно: пока ты на работе – эта сучка, что сидит внутри тебя, должна заткнуться, ясно? Иначе… я найду способ заткнуть твою подружку Мию* сам, усекла?
- Вполне.
- Отлично, а теперь подняла свой зад – на холодном кафеле сидеть не рекомендуется – застудишь себе еще чего, а меня потом Рождество повесит.
«Рождество – это праздник такой, а не я, так что заткнулись!» - вспомнилась коронная фраза Арики, когда она слышала в свой адрес подобного рода обращение.
- Держи, - протянула она ему пакет чипсов, - ты ж ныл, что голоден. Твои любимые.
- Странная ты, - послышалось в ответ, но пакет все-таки принял. – Будешь?
Оля так и замерла, глядя на него испуганными глазами. Он же прекрасно знает, что с ней, так какого черта вообще еду предлагает? Знает же… знает же, как она ненавидит это. А еще люди – они вновь повсюду. Они вновь начнут обсуждать, вновь будут эти нелепые насмешки в ее сторону. Снова эти фразы, что режут острее ножа.
Фразы, где будут высмеивать ее: говорить, какая замарашка рядом идет, страшная, кривая и убогая. Будут гадать, что такой прекрасный принц как Гиор забыл рядом с такой неуклюжей замарашкой. Ведь, по мнению окружающих, выглядели они весьма комично и нелепо: божество и полевая мышь, с которой он почему-то оказался странно.
Именно поэтому Оля и ненавидела его – слишком идеален, чтобы даже дышать рядом с ней.
- Ты больной?
- Скорее уж ты.
- Какого черта ты…
- Боишься, что люди скажут? Я прав? – но она молчала. – Прав ведь.
И, развернувшись, продолжил свой путь, аппетитно опустошая пачку. А она же, шла рядом, размышляя над сказанным.
Нет, все-таки странный он.
Но лучше уж быть таким как он, нежели психически нездоровой – это девушка прекрасно понимала, разглядывая его силуэт впереди. Кажется, он берет от жизни все и даже больше.
Как же Оле хотелось быть такой – свободной.
Но та, что давно засела в голове, диктует ей совсем иные правила.
___________________________
* Мия - булимия.
Глава 3 "Наушник"
Сам Яр же, идя где-то впереди, размышлял примерно о том же. Он и раньше догадывался, что с ней что-то не так, но до последнего свыкался с мыслью, мол, застенчивая она, с кем не бывает. Но вот в последнее время ее поведение и вовсе выходило за рамки обыденности, тем самым давая почву для размышления. Нет, если посудить здраво, то его совершенно не волновало, что творится у нее в душе. Вот только… Знал бы, что дела настолько серьезны – с самого начала начал бы жесткий контроль по вправливанию мозгов. Но было поздно: Гиор прекрасно понимал, что простыми упреками и глупыми переубеждениями ничего не добьешься – такие как она не привыкли слушать окружающих, а каждое сказанное в их адрес слово они воспринимают совершенно иначе. Слишком опасно сейчас действовать в открытую, так и спугнуть можно. Тут же нужно немного иначе: тихо и бесшумно, чтобы та тварь, что сидит где-то внутри нее не догадалась, не начала стоить нерушимую стену между ними. Видно же, что Оля еще слишком слаба, чтобы справиться с ней, с этой гребаной стервой, которая, будь она живой, давно была бы задушена им.
Вызывала ли эта история у него отвращение? Скорее уж злость за то, что не увидел этого раньше: никогда бы не подумал, что Оля окажется настолько ранимой внутри, слишком тонкая оболочка самозащиты, которая давно уже треснула, впустив ее – Мию. И какого черта она вообще возомнила себя чудовищем? По мнению Яра, Оля была вполне нормальной девушкой: невысокая, полненькая, круглолицая, но уж точно не уродина. Стоило ей улыбнуться, как мир вокруг становился чуточку светлее. Да и невысокий рост это тоже неплохо – об поручни в метро биться не будет как некоторые. А насчет того, что она пухленькая – разве Вельф говорил что-то плохое на этот счет? С каких пор полнота – признак уродства? С каких пор она – показатель твоего внутреннего мира и степени идеальности?
Да и так называемая полнота Оле очень даже шла: фигуристые девушки всегда вызывали у Яра улыбку, нежели чрезмерно худые – с ними у него было слишком много неприятных воспоминаний. Слишком многое тогда произошло, слишком многое он тогда увидел. Лет десять уже прошло, не так ли? Кто знает, может, даже больше. Он, пожалуй, один из немногих, кто никогда бы не хотел вернуться в прошлое. В те моменты ему хотелось как можно скорее пережить настоящее, надеясь, что будущее будет немного светлее.
А ведь анорексия и булимия – две стороны одной монеты, которую бросили в бездну Ада. Она – одна из тех тридцати проклятых сребреников, что получил Иуда за предательство Иисуса.