Но самое главное она помнит свою роковую фразу о том, что сумеет вовремя соскочить, ведь не такая как они. Ей было интересно, она играла с лезвием недосягаемого, а в итоге напоролась на собственную брошь. Верила, что сможет, но в итоге стала одной из тысячи. Не смогла остановиться, продолжала душить себя, уничтожать, разрушать. Грезила стать идеалом, вот только для кого? Ей просто хотелось, чтобы её замечали, чтобы родители гордились ею, чтобы заговорили. Чтобы хоть кто-то согласился на разговор с такой чокнутой, как она. Но сумасшедших никто не любит. Мир предпочитает сдержанность, рамкообразное мышление. Те, кто не подходит автоматически становятся изгоями. Людьми, которые ходят по краю.
Так думала и Оля, пока не встретила его — своего ангела, раскрывшего перед ней свои крылья. Они знакомы меньше года, но именно он стал для неё всем. Стал свободой, но в тоже время держал при себе, укрывал от напастей судьбы и делился наушниками. Они почти не разговаривали — понимать глазами куда сложнее, но именно Ярославу это удавалось в совершенстве. Он будто бы знал её тысячу лет, будто бы брат-близнец, будто бы ее личный преследователь. Гиор был для неё особенным, личным лучиком спасения, оградой от рамок. Он сам был вне стандартов: слишком идеален, чтобы существовать. Слишком совершенный, чтобы вот так вот влюбиться в такую, как она. Оля до сих пор не верит, что это возможно. Любовь? Неужели кто-то способен полюбить такую, как она, когда вокруг полно разных и все они лучше? Рыжеволосая страдалица — кому нужна такая? Согласитесь, всегда проще отыскать себе что-то более доступное.
Не прошло и дня, чтобы она не благодарила судьбу за такой подарок. Светловолосый ангел, превративший ее жизнь в рай. Она много думала об этом, но в итоге всё заканчивалось истерикой из слёз и желанием обнять его, её Гиора. Прижаться к нему и благодарить до скончания веков за то, что он с ней. Что выбрал её, что позволил полюбить себя в ответ, что подарил новую жизнь, вдохнул краски, провел гирлянду и украсил душу светом.
Как-то Дымка обмолвилась, что люди неправильно оценивают душу, считая ругательство матом уже первородным грехом и осквернением самого себя. На самом же деле всё куда сложнее. Дело в невинности мыслей, чистых слезах, искренних радостях за других. Обычно израненные насквозь души — самые чистые, но они этого не понимают, принижают, считают себя чем-то низшим. Уроды среди людей, хотя на деле призма лишь искажает истину на несколько спектров света.
А Оля всё говорила и говорила, давно позабыв суть вопроса. Рассказывала про ангела и благодарила судьбу за него. Вспоминала, как они ссорились, каким грубым он когда-то казался, какой в душе, что любит и чего терпеть не может. О чём рассказывал ей, а что пытался не вспоминать. Она помнит каждый разговор с ним, каждую реплику в её адрес, каждый взгляд и каждую улыбку. Помнит, как делился с ней самым сокровенным. Помнит то, как рассказал про самого дорогого человека в его жизни.
— И что же он любит больше всего?
«Правда».
— Маму. Для него она самый дорогой человек, на которого он никогда не держал зла. Ангел восхищается ею, говорил, что когда-нибудь познакомит меня с ней. Сказал, что я понравлюсь ей, но, кто знает, что она скажет, увидев меня такой.
— Она скажет, что вы прекрасная пара, Оля, — эта женщина даже улыбается, как ангел, только-только сошедший с небес.
Ангел, который поможет ей выбраться отсюда.
— Как проходят лечения?
«Ври так, будто бы это правда. Поверь в свою ложь».
— Они помогают. За те дни, которые я провела здесь, булимия ни разу не проявилась.
Оля тщательно подбирала слова, чтобы после, если дело дойдет, смогла их без колебания подтвердить перед детектором лжи. Мия и вправду не проявлялась пару дней. Нет, давала намеки о себе, скребла душу, но Яло ловко запихнула её обратно в тёмный угол. Как-то не до неё было, будто бы в один момент отошла на второй план, давая в полной мере «насладиться» пребыванием в этом месте. Чудовищном месте.
— Что ж, для первого раза достаточно, я отвезу тебя.
И лишь выйдя из кабинета, чудесный ангел по имени Ангелина заговорила совсем иначе. Её приторная сладость пропала, а вместо неё появилась присущая любому белокрылому уверенность. Оля восхищалась ею, хоть и видела впервые в жизни, будто бы сама судьба подталкивала к ней, пыталась свести, что-то сказать, указать явный факт на лицо.