Кажется, кажется, кажется…
Сходить с ума так здорово, будто бы ты начинаешь видеть истинные грани мира, ощущаешь новые выходы из лабиринта под названием «жизнь». Чувствуешь, как привычное становится чуждым, а на его место приходит истинный ужас, который всё это время прятался по ту стену возможного. Начинаешь улыбаться закатам, радоваться дождю и забываешь человеческие ценности. Даешь волю себе, утопаешь в дуновении ветра и стремишься к чему-то иному, непривычному, но такому возвышенному.
Ещё немного, и Оля окончательно потеряется в сумасшествии.
Но иногда, пытаясь разглядеть рассвет через мизерное отверстие в этой дыре, она вспоминала тех, кто сдал её сюда, будто бы ненужного и изрядно надоевшего ребенка отнесли в детский дом. Кто знает, может, они попросту перепутали, заблудились по навигатору и потерялись в собственных планах по уничтожению дочери. Семейство эгоистичных самодуров, способных заботится лишь о себе. У них нет ценностей, им чужды чувства заботы и любви, они существуют для себя и, если кто-то проявит слабину, мигом найдут верный способ избавиться от лишнего груза ответственности. Неуравновешенная дочь с задатками сумасшествия: действительно, кому понравится такая красота? Куда проще избавится от такого урода, заточив в башню двадцать первого века. Вот только кто знал, что даже у такого лягушонка может кто-то появиться, правда? Думали, что никто не кинется спасать, а после, через годик-другой им вернут их дочурку, способную исполнять любые приказы. А, может, оповестят лишь о том, что в один из дней перед выпиской она неожиданно утопилась в ванне, выпрыгнула в окно или украла и выпила смертельную дозу какого-то лекарства. Второй исход был бы для них идеальным вариантом, если бы не один такой же выродок, захотевший спасти лягушонка. Единственный, кто увидел в ней чудо, маленькое чудо, способное сделать этот мир чуточку краше. Оля для него была той, кто способен был затянуть его бездну, создать свой идеальный мир без посторонних душ и жить в стороне от остальных. От окружающего мира. От тех, кто когда-то предал их, опустил в грязь и пытался уничтожить.
Яр пообещал себе, что он создаст для Оли идеальный мир, стоит только ей выбраться из этого Ада сломанных душ. Тут не спасают – уничтожают, оставляя после себя невидимый шрам из слёз разбитой надежды.
И вот Олю вновь везут куда-то на коляске, ведь сил передвигаться самостоятельно нет. Впрочем, даже если бы они и были, отныне медперсоналу куда спокойнее, когда её руки привязаны к ручкам. Мир психически больных жесток не тем, что они видят иначе, а тем, что люди сторонятся их, считая отбросами общества и попросту пытаются лишний раз намекнуть на их никчемность. Выставляют экспонаты покалеченных душ на всеобщее обозрение, в то время как истинные уродливые души находятся по ту сторону стекла.
А после её сердце разбивается на тысячи осколков, когда она видит перед собой татуированного ангела. Всё его тело – карта боли, через которую пришлось пройти и которую вынужден скрывать под невзрачной маской врача. Кор, прекрасный парень, который стоял возле одинокого стола и что-то нервно выцарапывал в слое пыли.
- У вас десять минут, общайтесь, - после чего медсестра слишком резко катнула коляску в сторону и вышла. Оля же, ослабленная после стольких кругов Ада, попросту выпала из своей надежной опоры, ведь буквально за пару шагов до встречи, ей развязали руки, будто бы и не привязывали никогда.
Кор мигом оказался рядом, помог девушке сесть обратно, а после улыбнулся, как улыбаются маленькому ребенку, говоря, что всё будет хорошо. Вот только она прекрасно понимала, что мало что улучшится в скором времени. Будет ли когда-нибудь прежней? Увенчается ли её лечение успехом? Сможет ли противостоять всему этому ужасу? Она никогда не станет той самой Олей, которую видели когда-то. Попросту не сможет этого сделать. Ведь мир открыт для неё под другим углом и поворота назад нет – Олю не вернуть в прежнюю реальность видения мира.