Она ненавидит себя.
Глава 2 "Будешь?"
Как началось все это? Она и сама не особо помнит, давно было. Да и закрутилось все это стремительно, быстро, словно карусель в парке аттракционов. Вот только веселого здесь мало. А ведь с самого начала она играла: думала, что сможет в любой момент остановиться, стремилась к идеалу, которого никогда не существовало – это были лишь призрачные мечты, что растворялись, стоило ей сделать лишь шаг к ним навстречу. Но она продолжала гнаться за невидимкой, за той обманкой, что в итоге загнала ее в тупик. Теперь она на краю пропасти, где каждый шаг может оказаться последним. Нынче игра иная: на карту поставлена жизнь, на этот раз все по-крупному. А, как известно, исход игры может знать только она – Судьба – остальным же приходится довольствоваться неведением.
Но, порой, так хочется заглянуть в будущее, посмотреть, что же тебя там ожидает. Вот только надо ли? Быть может, будущего уже и нет.
Единственное, что она пока видит, так это то, что еще несколько месяцев, если не лет, ей придется ходить в магазин за едой для группы. Оля прекрасно понимала, что они уставшие и все такое, но ходить по магазинам в самый разгар дня, когда людей пруд пруди – для нее это было слишком.
Она ненавидела их взгляды: то, как они смотрят на нее, как она выглядит, что на ней, какого цвета ее волосы и, в конце концов, что она покупает в магазине. Люди любят судить по первому впечатлению. Простой пример: человек покупает чипсы – плохо, покупает диетические продукты – насмешки вслед обеспечены, покупают воду – в адрес летят шуточки в стиле ТА.
С самого детства мы терпим насмешки в свой адрес от одноклассников, если у нас есть малейший «дефект», если мы хоть как-то отличаемся от остальных: веснушки, избыточный вес, глаза разного цвета, низкий, высокий – у каждого свое. К чему это? Да так, вспомнилось. Ведь кто-то никогда и не вспомнит о том, что сказал обидную фразу соседке по парте, а кто-то же… Кто-то будет помнить и хранить ее глубоко внутри себя, умирая изнутри: медленно болезненно, чувствуя, как каждая клеточка твоего тела начинает ненавидеть себя.
- И куда ей-то столько? – шептал кто-то позади. – Разнесет же.
- Жируха, - сделала окончательный вердикт вторая, пройдясь по девушке оценивающим взглядом.
И Оля это слышала. Каждое, черт возьми, слово. Чувствовала на себе чужие взгляды: осуждающие, едкие, опаляющие изнутри. Казалось, что весь магазин смотрит на нее, осуждает, ненавидит и презирает. От одной только мысли об этом ей становилось не по себе.
Именно поэтому она и ненавидела сближаться с людьми.
Она боится их.
И, оплатив покупки, скорее поспешила к выходу – прочь из этого душного места. Ведь тут, на воздухе, подсознание хоть чуточку начало проясняться. По крайней мере, ей так казалось.
Люди – они повсюду: на дороге, у витрин магазинов, в очередях, в машинах – они повсюду, везде, их взглядов попросту нельзя избежать. Хочется скрыться, убежать, оказавшись подальше от всех них. Единственного, чего хочется Оли – спрятаться: прибежать домой, укутаться в теплый плед и смотреть любимые фильмы. Хочется хоть на секунду ощутить себя в безопасности. Почувствовать то тепло, которого уже давно нет. Ощутить, как горячее какао согревает не только тело, но и душу. Ведь самое ужасное – это внутренний холод – тогда-то согреться куда сложнее. Тогда-то может оказаться и так, что согревать уже нечего – лишь черная дыра, что медленно поглотит тебя, заберет в иной мир, откуда тебе уже не будет пути обратно. Ты навсегда будешь в этом мраке. И тогда ни один опаляющий лучик света не способен будет разбудить тебя. Тогда-то шаг и будет сделан.
Единственное, за что она любила свою работу, так это за то волшебное место, что она как-то нашла, возвращаясь с очередного «задания» – мост: старый, ветхий и почти всегда нелюдимый – особенно, если идти не по нему, а под ним. В такое время суток здесь мало кого можно встретить даже в выходные дни – предпочитают прогуливаться по новому мосту, что расположен поодаль отсюда. Олю же вполне устраивал и этот. Она часто приходила сюда, когда на нее находит: мост успокаивал ее. Ей нравилось забираться на небольшой выступ и разглядывать замысловатые, но уже изрядно потрескавшиеся и потерявшие былую красоту узоры. Трещины были повсюду, но ей это нравилось. Нравилась эта несовершенность – она отвлекала ее. Нравилось, что даже эти изъяны времени стали для нее идеалом. Трещины, из-за которых уже давно не разглядеть былой узор, потускневшая краска из-за которой мост издалека напоминал нелепую кляксу на холсте художника, уже давно поросшие мхом крепления – для нее это не были изъяны времени, которые каждого когда-то настигнут. Нет. Для нее все это – способ взглянуть иначе, под другим углом, будто бы недавно, буквально на рассвете мост ликовал своим величием, а уже на закате обрел хмурую тень.