— Они создали наше общество. Они — наш закон.
— Тогда объясни мне, почему твой закон бежит, поджав хвост, без оглядки, оставляя нас на враждебной планете.
— Твоя оценка их поступков пристрастна и неверна. Это не бегство, это колонизация. Но ее плоды не будут принадлежать нам. Это вотчина Патриархов и только их. Наше время придет гораздо позже.
— Но ведь они не запрещают нам покидать Терру! Не запрещают!
— Но и не дают разрешения.
— Что ж, старый друг, в таком случае нам более нечего сказать друг другу. Прощай.
Терцио внимательно выслушал Ватека. Долго хранил молчание, после чего все же высказался:
— Я полагаю, это только часть истории.
— Верно. Продолжение будет куда занимательнее. Но сперва несколько подробностей.
В сущности, до того, как развиваются люди, каинитам не было никакого дела. Прежде всего решающее значение имели только два вопроса — безопасность и пропитание. Пока агрессивность людей не переходила тот порог, за которым перед слепой волной человеческой злобы не устоит ни одно существо в мире, вампиры относились к ним не иначе как к пищевому ресурсу, безмозглому и безвольному. Однако способность корма давать отпор зачастую делала подобные максимы не более, чем фигурами речи.
Как бы то ни было, развитие людей не могло идти отдельно от развития вампиров. Особенно тесная взаимосвязь наметилась после первого серьезного противостояния этих двух биологических видов.
— Ты говоришь о войне, после которой Патриархи наложили Ограничение.
— Да. Отныне и впредь вампиры не могли нападать на людей по собственному произволу и уничтожать их бесконтрольно. Люди же обязались не учинять охот на нас до тех пор, пока действуют условия перемирия.
— Все это мне известно.
— Согласен. Но кое-какие сведения тех времен многие из нас стараются не вспоминать. Например, когда ты получил перерождение?
— В конце двадцатого века. Я младше тебя меньше чем на пять сотен лет.
— Дело не в этом. Главное — помнишь ли ты свое перерождение?
— Это достояние моего человеческого прошлого. А с тех пор я более не человек.
— В две тысячи сто тринадцатом году люди и вампиры схлестнулись в первом и единственном конфликте, охватившем почти всю Терру. В войну были вовлечены также и низшие Дети, внимание к которым у Патриархов было не таким пристальным, как к вампирам. Огонь вражды горел почти триста лет.
А началось все следующим образом. Выяснилось, что Патриархи очень плохие родители. Хотя с разных точек зрения и оценка может оказаться разной. Так, для людей, еще помнивших о теплоте чувств друг к другу, полное безразличие к собственному потомству было неприемлемо и невозможно. Попечительство над детьми в ряде случаев принимало весьма резкие формы, что, впрочем, в не меньшей степени зависело и от самих детей. Патриархи же практически не интересовались судьбами тех, кто принял перерождение из их рук. Тем более что подобных вампиров, носителей чистейшей из кровей, было совсем немного. Чуть более двух десятков. Именно они, каждый в свой срок, стали основателями могущественных кланов или семей, чье потомство с каждым поколением приобщенных и кровных родственников становилось дальше и дальше от Вершины, на которой устроили свой трон Патриархи.
Более того, последние оказались недостаточно дальновидны, упорно пренебрегая тем, что происходит с каинитами на биологическом уровне.
— Однажды мы обнаружили, что не боимся солнечного света. Мутации, происходившие в наших организмах, рано или поздно должны были привести к чему-нибудь подобному, но вряд ли кто-либо мог предугадать, чем в конечном итоге все это завершится. С одной стороны, у нас стало на одну слабую сторону меньше. С другой стороны, окажись мы более прозорливыми, это явление возложило на нас некоторую ответственность, коей мы пренебрегли.
— Да, это все весьма поучительно. Ян, я не думал, что ты будешь скармливать мне хрестоматийные истории.
— Усмири свое нетерпение, Хранитель ауры. Все самое интересное еще по-прежнему впереди.
Помимо избавления от светобоязни были обнаружены и следующие изменения. Серебро из разряда смертоносного вещества стало просто сильным аллергеном. Конечно, в зависимости от пропорций и объемов аргентума в оружии сапиенсов оно по-прежнему представляло для нас немалую опасность, но уже не было панацеей в борьбе с нами. Но все это было не так важно.
Сузился Барьер…
— Постой! Барьер? Я был плохим учеником в свое время. Ха, я читаю ауры, а это должно было стать лучшим способом увеличивать собственные знания. Что ты вкладываешь в смысл этого слова?