— Пусть будет так. Продолжай.
— Есть некое условие, ключевое состояние и еще что-нибудь. И Стокер нашел этот ключ. Поэтому Патриархи открыли ему местоположение своего Приюта.
Ватек делает небольшую паузу. В принципе он доволен тем впечатлением, которое удалось произвести на Терцио. Почему он не сделал этого раньше? Ян не может сказать однозначно. С одной стороны, ему с самого начала хотелось поделиться с собратьями открывшимся ему знанием. Ведь это началось задолго до убийств в Соборе. Еще не было конфликта, связанного с Миной. Да, были только смутные подозрения и нестерпимое жжение в сердце…
Терцио потрясен. Но всеми силами старается сдержать тот бурный поток эмоций, который изнутри бьется об стенки кожи, лезет наружу через глазницы, рот и носовые полости. Оплетает внутренности, расплющивает кости, превращая их в студень. Терцио боится. За целостность своего разума. Основы его мировоззрения всегда казались ему весьма прочными конструкциями. И вот по ним нанесен сокрушительный удар. Он переводит дух. Закуривает. Пытается собраться с мыслями.
— Я не думал, что твой рассказ будет иметь такое влияние на меня.
— Что ж, ты коснулся лишь подножия пирамиды. Впереди нас ждет долгое восхождение.
— Стоп, Ян, не торопись. Мне нужна некоторая пауза.
— Верю, старый друг. Охотно верю. Ведь все это началось задолго до нашего переселения сюда.
— Об этом ты пытался рассказать Ратклиффу?
— Приблизительно. Конечно, с тех пор я продвинулся далеко вперед. Но до сих пор остаются моменты, не поддающиеся моему пониманию.
Шерхан выходит на галерею, обрамляющую залу по внешнему периметру. Сквозь тонированное стекло он смотрит, как солнце поднимается на востоке.
— Мы проговорили всю ночь. Раньше встреча восхода была бы последним, что мы бы увидели в своей жизни. А теперь же ненавистное солнце не более чем источник света, далекая звезда, сгусток плазмы. Забавно.
— Что?
— Как мы могли бояться всего этого.
— Проклятие Каина.
— Какого из Каинов? Библейского братоубийцы? Или мальчика Каина, чье имя, данное ему по рождению, он сменил на звучный псевдоним?
— И того, и другого. Ведь я так понял твой рассказ?
На пороге стоял дряхлый старец в простой льняной рубахе, перепоясанной пеньковым шнуром. Длинные седые волосы, такая же борода, обрамляющая лицо. Глубоко посаженные глаза и пергамент кожи, глубоко и часто расчерченный морщинами и шрамами.
Старик же, со своей стороны порога, видел несколько иную картину. Юноша, почти еще мальчик, одетый в драный плащ, явно снятый с чужого плеча. Осунувшееся лицо, заросшее острой щетиной. Блуждающий, но ясный и твердый взгляд. Сильное тело, однако не совсем ясно, как в столь юном возрасте молодец смог обзавестись своей силой. А впрочем, для того, кто покинет утром этот дом, не имеет смысла оставлять здесь слишком много частиц от себя.
— Позвольте переночевать?..
— Проходи, раз уже открыто. Как звать-то?
— Каин.
— Плохое имя. И откуда ты, Каин?
— Из-за холмов. В лесу живу… то есть жил.
— И что же заставило тебя пуститься в путь?
— Глас Божий. Он позвал меня, и до тех пор, пока не найду я искомое, не будет мне отдыха.
— Я тебе уже говорил о твоем имени?
— Да, хозяин.
— Что ж, повторюсь, плохое имя.
Старик провожает Каина в комнату, сажает у огня. Дает еды и питья. Путник благодарит, но к пище не притрагивается.
Кроме старца, юноша знакомится с остальными обитателями дома. Все они крестьяне, старшие по давней традиции обрабатывают металл, куют то оружие, то утварь и инструменты, смотря на что спрос больше. Жены и дочери прядут, ткут и шьют. А еще кормят и рожают детей. Все как всегда.
После трапезы рассаживаются вокруг очага. Старик молится перед темной иконой, висящей в углу. Под ней — ладанка. Крестьяне осеняют себя крестным символом. И даже Каин следует их примеру. Пока…
— Пятьдесят лет.
Терцио слегка задумался, погрузился глубоко в себя, поэтому не обратил внимания на реплику Яна. Но тот повторил:
— Пятьдесят лет.
— Да?
— До последнего времени я не пил живую кровь пятьдесят лет. Символично…
— Находишь?
— Каин питался кровью животных ровно столько же. И за все это время его внешность не изменилась ни на гран. Он словно застыл на своем пятнадцатилетии. Вот почему приютившие его крестьяне так удивлялись молодому паломнику и тем историям, которые он рассказывал. Он задержался в их доме на три коротких дня. На рассвете, еще раньше их пробуждения Каин старался уйти куда-нибудь, чтобы спрятаться от солнца. Он не хотел афишировать эту особенность. Возвращался после заката. Чтобы снять с себя подозрение, он приносил с собой дичь, объясняя это особой охотничьей удачей, доставшейся ему в наследство от отца. Правды так никто и не узнал. На третий день случилось то, что навсегда изменило жизнь Каина.