— Ян! Остановись, прошу тебя.
Только ее крик был способен на то, чтобы разъединить смертельные объятия, в которых слились Шерхан и дневальщик. Только ее крик. И так произошло. Опьянение боя внезапно сошло на нет. Враги посмотрели друг на друга, в их глазах читалось недоумение и удивление. Они разошлись в разные стороны, так и не поняв, что стало причиной их боя. Но это, по сути, было уже не так важно.
Ян посмотрел в ее сторону. Там, где еще совсем недавно корчился в судорогах человеческий червь, в луже чужой разлагающейся плоти он увидел ее. Шерхан вздохнул, сделал несколько неуверенных шагов. Его раны оказались достаточно серьезными для того, чтобы каинит испытывал гамму весьма неприятных чувств. Но он нашел в себе силы подойти к жене и опуститься рядом с ней. Он взял ее голову в ладони, их лица сблизились.
— Как это возможно, Мина? Ведь ты…
— Не надо слов, Ян, молчи. Это не так важно.
— Нет… действительно, не говори.
— Я звала тебя. Ты помнишь?
— А я искал тебя… не мог смириться. Я не мог подумать, что ты обладаешь такой властью надо мной… удивительно.
— Этому есть своя причина. Тело этого юноши стало мне второй утробой. Только так я могла вернуться к тебе. Но это далеко не самое главное. Обещай, что сделаешь все, что я попрошу.
— Да. Все, что пожелаешь.
— Тогда отнеси меня в свою тайную башню.
Ватек поднял жену на руки и медленной походкой пошел к лестничному пролету, ведущему вверх.
Мина, взглянув через плечо, почти незаметно кивнула, подавая Псу какой-то знак. Он также что-то уловил в ее взоре и последовал за Ватеком.
Они долго поднимались, сохраняя молчание. Ватек не смотрел вперед, его глаза были непрестанно прикованы к Мине. В ее взгляде читалась мука боли, в его — сожаление.
— Простишь ли ты меня? — спросил Ян.
После долгой паузы Мина ответила:
— Я боюсь, что прощение буду просить я. Мне суждено стать причиной твоей смерти, Ян.
— Мне уже ничего не страшно. Я больше не держусь за свою жизнь. Кажется, я начал понимать, зачем прожил свои две тысячи лет. Ради этих моментов стоило так долго ждать.
— Ты будешь горд собой, узнав, что почти добился цели. Но не все в нашей власти, кое с чем приходится мириться. Это неизбежно.
— Так расскажи мне, что я упустил, чего не смог понять?
— Есть сила, справиться с которой не дано ни тебе, ни кому-либо еще. Эта сила — мой Бог, которого ты с таким рвением старался отрицать. Он мудр и справедлив, поэтому твой удел не будет столь ужасен. Ты затеял злое дело, но, сам не ведая того, стал причиной его благостной развязки. Ты победил Патриархов, Ян Ватек, но тебе не суждено насладиться этой победой. Я открыла твоему врагу способ уничтожить любого каинита. И твой собственный конец близок.
— Я знаю это, я всегда знал, что рано или поздно мне суждено будет погибнуть. И даже в этой войне я не видел себя победителем.
— Ты так мало знаешь, мой муж. Так мало.
— Мне этого вполне достаточно. Все остальное не имеет никакого смысла. Теперь, когда ты рядом, я более ни о чем не хочу слышать.
Терцио Спатта. Хранитель ауры. Один из великих архонтов был растоптан и уничтожен. Его мозг расплавился от безумия, тело скрючилось от судорог.
В маленькой келье, служившей ему местом медитации, он получил последнюю волю от своих хозяев. Патриархи на самом краю своей гибели передали ему свои знания. Но разум Терцио был не готов к подобным откровениям. Он не выдержал напряжения и скатился в омут безумия.
Их последние слова были просты и коротки, как тот предсмертный вздох, который вскоре был испущен. Но в этих словах заключалось все то, тайное и явное, что веками заставляло каинитов испытывать нечто, похожее на веру. Погибнув, Патриархи сделали наибольшее зло своим детям, лишив их этой веры.
— Ты уже знаешь, кто идет по твоему следу?
— Да. Мы встречались с ним в далеком прошлом. В тот раз ему повезло и он остался жить.
— Он вновь придет за тобой! В ином обличье. Страшное порождение Тьмы, которое само не ведает, что ему уже приготовлен погребальный костер. Он погибнет вместе с тобой, Ян. Вы убьете друг друга.
— Да, я убью его. А он ответит мне взаимностью. Но почему ты сделала это, Мина? Ты действительно так сильно ненавидишь меня?
— Ты поступил весьма разумно, приняв меня и дочь такими, какими мы хотели быть. Ты спас нас всех. Если бы она попробовала кровь тогда, в детстве, мир ужаснулся бы от того, сколько зла ты бы вылил на него. Но время, данное ей в болезни, сильно изменило ее тело и ее душу.