— Зачем?
— Я уже сказал тебе, что в мире не должно быть пустот. Нам есть место под этим солнцем, и, значит, мы его вновь займем.
— Опять бояться, прятаться и дрожать?
— Опять служить высшему порядку. Ты пойдешь со мной?
— А есть выбор?
— Отчасти есть. Вопрос лишь в том, хватит ли у тебя сил в любом случае пойти по выбранному пути.
— А что же мне остается?
— Решай, Александра. Отказав мне, ты рано или поздно вновь встретишь со мной. Но тогда мы будем врагами. Встав же на мою сторону, ты будешь убивать и, возможно, кто-то все равно убьет тебя. Но во втором варианте разве не искушает тебя мысль стать новой королевой каинитов и властвовать над ними, как хотел бы того Ян Ватек.
— Александра Ватек — королева… хм, звучит весьма неплохо.
Стокер отвел девушку подальше от костра. Он в последний раз посмотрел на тело Ханта. Выбросил правую руку вперед, по расставленным в стороны пальцам пробежала искра и тонкий голубой луч впился в корпус энергетической ячейки. Грянул взрыв.
Фелиаг ликовал. Его переполняли чувства, осознание собственной мощи пьянило разум. Внутри вторая и третья части его объединенной личности довольствовались телесными радостями, полностью растворенные в мыслях Мага. Единственная мысль, которую он гнал от себя, навязчиво повторяла вопрос: а как ты будешь жить дальше, Фелиаг?
Но Маг не торопился заглядывать в будущее. Его главный враг был еще жив.
Выбравшись на поверхность, Маг уверенно направился в сторону Луксора. В своих подземных странствиях каиниты успели достаточно далеко уйти от городской черты. И хотя свои преследования монстр начал буквально с территории предместных районов, Тальви завел его достаточно далеко по направлению обратно к пустыне. Но предстоящий путь назад не отнял бы у Мага ни особых сил, ни особого времени.
Существо взлетело достаточно высоко, облака приятно царапали спину, в лицо бил мощный воздушный поток. То и дело Маг играл с его направлением, внезапно пикируя и тут же вновь взмывая ввысь. Он ловил ртом воздух, мощные крылья размеренно махали, приближая Фелиага к финалу драмы.
Он еще не придумал, каким образом расправится с Шерханом. Маг знал только одно — его месть будет долгой и мучительной для своей жертвы.
Терцио с огромным трудом восстановил способность к адекватному мышлению. Едва придя в себя, он принялся искать Яна. Но в огромном кондо не было ни души, могущей откликнуться на его зов.
В пустых коридорах и залах повисло тягостное молчание. Терцио переходил с этажа на этаж, из комнаты в комнату. Одиночество полностью завладело всеми его мыслями. Он почувствовал, что готов умереть от одной мысли о том, что никто не отзовется, не даст о себе знать. Его более ничто не держало на этом свете.
Но честь каинита, привязанность к Шерхану и память об ушедших хозяевах заставляли его продолжать поиск. Ему были известны все тайны кондо, все потайные лазы и проходы, схроны и тайные ловушки. Но он по-прежнему никого не находил.
Он попробовал коснуться ауры Яна, но натолкнулся на мощную завесу. Он воззвал к ментальному полю каинитов и с ужасом понял, что более рода Ватека не существует. Он увидел тени мертвых, медленно бредущие вдоль берега Стикса, без единого звука, без оглядки. Он оказался в их ряду, мог протянуть руку и коснуться холодной эктоплазмы привидений. Но что-то удерживало его. Звериное чутье опасной близости того, что наверняка засосет его в мир мертвых и более не отпустит. Каким муки придется испытать ему, сохранившему плоть там, где ей не место. Терцио рванулся, но лишним усилием только привлек к себе внимание мертвецов. Они обернулись. Все. В одном порыве.
Тысячи серых лиц смотрели на него. Пустые глаза без зрачков и рты, лишенные языка, черные дыры там, где должны быть носы. Гротескные маски последнего карнавала, на котором все почести получает старуха в черном балахоне.
И души умерших обратились к нему:
— На своем веку ты дал перерождение тысячам из нас. Мы, в свою очередь, продолжили сеять твое семя. Мы не чувствовали ни боли, ни наслаждения. Мы жили в короткие миги между Голодом и его насыщением. Мы чувствовали, как Зверь внутри Каждого из нас грызет прутья своей клетки и однажды ему суждено будет вырваться на волю. И тогда мы все станем ближе к Прародителю. К Богу, единому для все существ, на какой бы стороне медали ты ни оказался.
Терцио закричал:
— Зачем? Зачем? Не говорите со мной.
Хохот тысяч глоток, лишенных голосовых связок, был ему ответом.
— Нельзя говорить с мертвыми!