Вконец охолодавший в своих руинах Джеймс три вечера толокся на карнизе и ни разу не дождался, чтобы супруги Романовы провели вечер вместе. Но вот так летать и топтаться по темным карнизам на Восточной все же больше было нельзя: миссия должна быть выполнена, да и деньги были уже на исходе. От советских оставалось у разведчика неполных тринадцать рублей да проездной на автобус, на октябрь, подобранный где-то поздней ночью во время поисков финской бани. Джеймс решил, что утренняя прогулка Павла, видать, единственное время, когда есть надежда хоть как-то вступить с ним в контакт. Вариантов имелось несколько, все они исходили из первоначальной инструкции, поэтому Джеймс без колебаний выбрал вариант "спасатель". Джеймс узнал, в какой именно день Павел уходил в школу только к часу дня, дождался этого самого четверга, спер кое-что у соседей по руинам про запас,- спички, банку консервов,- и рано-рано был на Восточной, напротив Павлова дома.
В начале восьмого Павел, мурлыча свежую песню "Маэстро", вышел из подъезда и побрел по бровке тротуара - больше выгуливать Митьку было негде. Джеймс медленно пошел за ними по противоположной стороне, дожидаясь подходящего самосвала. Таковой не замедлил объявиться - грязный, груженный цементом, весь какой-то рассыпающийся на части. И тогда Джеймс ласково засвистел - в частотах, совершенно невнятных человеческому слуху, но приманчивых для слуха собачьего. Пес поднял голову, повел ушами, залаял и рванул что есть силы на проезжую часть. "Фу!" - крикнул Павел, но Митька уже оборвал поводок и со счастливым визгом завертелся волчком на дороге, не зная, куда бежать: серенада любви и тревоги оборвалась. Озверевший Павел все орал: "Фу! Ко мне! Фу!" - без малейшего результата, Митька сперва метался, потом застыл посреди мостовой, против собственной воли не возвращаясь к хозяину. Джеймс отметил мысленно: пес стоит правильно. А Павел все надрывался разными "фу" и "ко мне". А грузовик, рассыпая клубы цементной пыли, уже прямехонько летел на Митьку.
- Ну, я тя щас!.. - взвыл Павел и бросился за псом, прямо под машину. Митька прижал уши и завизжал. Павел, в каком-то метре от отчаянно тормозящего грузовика, попытался поймать пса, но тот не дался, мечась взад-вперед и почему-то счастливо воя, лебединую какую-то свою песнь собачью. А дальше все происходило уже не в десятые доли секунды, как раньше, а в сотые: Павел, глянув с мостовой, на которой растянулся, увидал буро-зеленую харю фыркающего самосвала (отчего эти машины на шести колесах, с фарами, как бы в пенсне, так похожи на евреев?), наезжающего на него, только два слова вспыхнули в его сознании - "НЕ НАДО!" - но потом, вместо того, чтобы услышать хруст собственных костей, увидел чью-то спину, затем странное, небритое, но красивое лицо, потом бок - с откинутой рукой, испытал толчок - и понял, что лежит уже на тротуаре, что кто-то пытается помочь ему сесть, а наглый кобель Митька визжит и лижет лицо.
Павел оклемывался медленно. С трудом понял он, что какой-то симпатичный, хорошо, но не совсем чистоплотно одетый, почти молодой еще человек, небритый и с легкой сединой, лупит что есть мочи его, Павла, по щекам. Он еще не чувствовал боли, но стресс есть стресс: отключившись от реальности, он разглядывал этого человека. Был этот человек ему приятен донельзя. И ясно было, что этот самый человек спас ему жизнь, откинув цементный самосвал к едреням, просто вытащив его, Павла, наследника, можно сказать, престола, прямо из-под колес.
- Я бы твою мать,- ясно, но еще очень тихо произнес Павел. Человек прекратил лупцевание и посмотрел ему в зрачки. Нет, определенно этот тип был Павлу симпатичен.
- Вот беда, беда... - словно эхо, отозвался человек, последний раз, уже очень скромно, хлопнув Павла по щеке. - Да ведь так... убиться можно!
- Это все... чихня! - отрезал Павел, попытался встать и снова шлепнулся на тротуар. Начинала собираться публика, притом знакомая, из дома Павла. Нужно было возможно скорее сматывать удочки. Павел собрал все свои хилые силы и встал. - Это все... чихня! - повторил он, вцепившись в мощное плечо спасителя. - Нет, каков подлец!
- Негодяй! - с чувством ухнул спаситель.
- Нет, каков! Не остановился!
- Слов не подобрать!
- Ох, выпить бы сейчас,- прошептал Павел, вовсе повисая на спасителе.
- Где уж! До одиннадцати часа три! - с чувством и в тон пропел спаситель, теперь уж совсем родной Павлу человек.
- Это мы... айн момент. Дай оклематься, погоди, пошли в эту... в магазин пошли! Рабочий есть знакомый, пальчики оближешь! Сардинами закусывать будем! неожиданно вдохновенно выпалил Павел и повлек новообретенного друга в сторону еще не открывшегося магазина на углу. Там и впрямь был у Павла знакомый, некоторый дядя Петя, точнее, Петр Вениаминович Петров. Магазин был большой, с винным отделом и всякими другими, так что иной раз там что-то и наличествовало. Не раз при малейших свободных деньгах бегал Павел туда, в подвал, к вечно нетрезвому Пете за мясом, за гречкой, то есть ядрицей, за ножками даже на холодец и за другими деликатесами, в свободной продаже уже давным-давно немыслимыми. В магазин зашли со служебного хода, потоптались среди ящиков, наконец, обнаружили Петю: несмотря на всего лишь восьмой час утра вдребадан пьяного, в халатике спецовочном, накинутом поверх лыжного костюма, тощего, дремлющего на ящиках. Чуть только Павел пнул его в колено, Петя воспрял:
- О! Виталий! Как раз ждал! - бодро объявил он, не слушая протестов Павла, что он не Виталий. - Индейки есть особенные! Венгерские... - Петя отвел глаза и продолжил на октаву ниже: - Но, друг Виталий, скрывать не стану! Суповые. Суповые индейки! Вот что! Ты сколько брать будешь? Две, три? Сардины есть особенные. Сарвар... санские. Были португальские, но их главный себе. А я что? Я как лучше! И мне, и вам. - Петя оглядел собеседников, никакой реакции не обнаружил и продолжил: - Еще маслины есть. Афганистанские. Тебе две банки, три? Утка есть... Нет, утки нет, это она вчера была... Сахара хошь?
- Нам бы, Петя, поллитру - я вот только что, можно сказать, чуть с жизнью не расстался,- мягко вставил Павел.
- Литру? Это мы враз, - произнес Петя.- Деньги давай.
Павел что-то сунул тощему магу и волшебнику, и тот надолго исчез. Посидели на ящиках с неожиданным спасителем, а тому ох как выпить хотелось, это-то Павел нутром чувствовал, пупом! Поговорили. О том о сем.
- Отличная у вас собака. Только вот уши длинноваты, совсем в английский тип клонят.
- А у него дедушка - кокер! - с гордостью, но еще в полном обалдении сообщил Павел. Снова появился Петя, таща при этом на горбу ящик с пакетами молока.
- Мой привет Валерию! - пророкотал Петя,- маслины есть афганистанские! Тебе две банки, три?
- Мне бы... банку, Петя.
- Банку? Что ж сразу не сказал? - обиженно объявил Петя и исчез в пропасти подвала. Опять помолчали. Опять поговорили о какой-то чепухе. Петя не показывался добрых двадцать минут, к концу которых и Павел, и собеседник дружно ругали "пьянь всякую".
- Так что вот что,- объявил Петя, являясь ниоткуда. - Маслины тебе, можно сказать, будут. Без денег только не дают! Эта курва старая, я ей говорю!.. А она мне, понимаешь, отвечает. И ни-ни. Не верит!