- Сижу здесь взаперти как проклятый, вот нервы и пошаливают. Бессонница началась, а этот бренди немного помогает. Тут заходил Торрес, говорит, ты ему звонила.
- Хотела узнать, нет ли каких новостей.
- Он говорит, ты беспокоишься насчет Рэйлена. А я ему сказал: "А как насчет меня? Ведь это я им нужен".
- Я и о тебе беспокоюсь, - ответила Джойс.
- Весьма благодарен. Я попросил Торреса обеспечить мне хоть самую малую защиту - какого черта, ведь я же не виноват, что меня решили убить. Он говорит, что за отелем будет присматривать патрульная машина, он им скажет. Можно подумать, эти ребята заявятся с плакатами, кто они такие и что собираются сделать. А Торрес говорит, они сразу среагируют, если что случится. Наверное, он считает, это должно меня успокоить. А ты еще спрашиваешь, почему я пропускаю рюмку-другую.
- Если ты будешь продолжать в таком духе, - сказала Джойс, - в конце концов обязательно сделаешь какую-нибудь глупость. И ты сам это прекрасно понимаешь.
- Ты знаешь, - сказал Гарри, - хуже всего было тогда, когда я полностью отключился. Очнулся в самолете, не имея ни малейшего представления, куда же мы это летим. Вот я и задумался, надо бы спросить стюардессу, но как это сделать, не выставляя себя полным идиотом? А сижу я в первом классе и пью только минералку, не хочу рисковать, а то вдруг отключусь по новой. Вот я и начал беседовать с женщиной, сидящей рядом, не помню о чем, вроде о фильме, который будут показывать. И все время думаю - надо бы спросить у нее. Набрался духу и спросил прямо, без всяких околичностей: "Наверное, это звучит очень глупо, но не будете ли вы добры сказать мне, куда мы летим?" А она посмотрела на меня с удивлением и говорит: "Лас-Вегас", и звучит это так, словно, а куда бы мы могли еще лететь?
- Гарри, это же я была с тобой, - сказала Джойс. Гарри на секунду смолк.
- А ведь верно, ты как раз и была той женщиной, - сказал он наконец и добавил в порядке объяснения: - Но тогда у тебя была другая прическа.
Джойс увидела фары: по Меридиен, с севера на юг, ехала машина. Она двигалась медленно, видимо, водитель разглядывал номера домов. Потом машина вывернула на встречную полосу и остановилась под ее домом. Было уже полвосьмого, Джойс так и сидела у окна темной гостиной; увидев, кто вышел из машины, она вскочила со стула, подбежала к входной двери, открыла ее и стала ждать человека, поднимавшегося по пандусу, - человека в темном костюме и шляпе на манер той, какие любил носить Гарри Трумэн. А потом Джойс протянула к нему руки, и он тоже протянул к ней руки и молча ее обнял.
Глава 24
Может, когда-нибудь он и расскажет Джойс, как думал о ней по пути домой, перелетая Атлантический океан, и как ему хотелось видеть ее, и как он не мог дождаться - когда же он ее увидит. Как хотелось ему поцеловать ее, когда она уезжала с Гарри, и как хотелось ему поцеловать ее теперь, только он не знал, можно ли, и думал, а если я себя обманываю и совсем не так она на меня посмотрела. А что, если она считает меня дураком? А что, если она все еще любит Гарри, хотя Гарри и годится ей по возрасту в отцы? И еще много всего он передумал. Да и вообще, вот проскочил он бегом мимо таможенников, продемонстрировав свою звезду, а потом гнал сюда как угорелый - а вдруг ее нет дома?
Но она была дома. А когда они поцеловались в темноте, у входной двери, а потом продолжали целоваться в квартире и целовались так, словно изголодались друг по другу и никак не могли насытиться, он с удивлением вспоминал все эти свои сомнения и не мог понять, как мог он в чем-то усомниться. Когда-нибудь потом он расскажет ей про все эти мысли, чтобы она знала, что он чувствовал, но сейчас нужно было рассказать ей много другого.
Начиная с Роберта Джи.
- Зип сказал: "Пристрели его", а этот молодой, Ники, говорит: "Что, прямо здесь?" Думаю, ему и хотелось бы, но он просто не мог, не был готов к такому. И тогда Зип застрелил его сам. И застрелил так, что было видно ему-то явно не требовалось к такому готовиться. Просто повернулся, дважды выстрелил Роберту в грудь, снова направил пистолет на меня и снова спросил: "Куда они поехали?" А я сказал ему то же самое, что и раньше. Ведь вы уехали, так что у меня не было никаких оснований врать. Думаю, он понял, что я говорю правду, и это его остановило. А тут этот молодой, Ники, говорит: "А этот будет мой!" - это про меня он говорит. Зип очень удивился, то есть сделал вид, будто очень удивился. Он что-то сказал, напомнил вроде Ники, как тот уже раньше обещал застрелить меня, но не застрелил. "А теперь ты готов шлепнуть его, - сказал Зип, - верно? Теперь, когда у него нет пистолета? А что, если я дам ему свой? Тогда ты тоже его застрелишь?" Понимаешь, Зип не уважает Ники, поэтому он и не дал ему меня застрелить.
- А если бы Ники застрелил Роберта, когда Зип ему велел... - начала Джойс.
- Правильно, тогда все было бы иначе.
- И что - они так тебя и отпустили?
- Думаю, он хотел показать мне свою силу, показать, что я ничего не могу с ним сделать. Он может убить человека, убить его прямо у меня на глазах, а я не могу сделать ровно ничего. Они вышли из комнаты... А я не только не мог ничего сделать, но даже и не понимал ничего, не знал, что теперь будет. Я осмотрел Роберта, но пульса уже не было. Тогда я вышел в коридор и начал стучать во все двери подряд, но ни одна из них не открылась. И только выйдя из этого дома на улицу, я понял окончательно, что они меня отпустили. Я пошел в полицейский участок и сказал, что убили человека. Им потребовался целый час, чтобы предположить, а вдруг я говорю правду. Потом они еще звонили в Вашингтон и проверяли, кто я такой. Так что, когда мы добрались до этого дома, шайка Зипа все еще была там, но тело Роберта давно исчезло, как я и ожидал. Я сказал полицейским: забудьте эту историю, мы разберемся с ней у себя дома.
- Но ведь тут не получится предъявить ему обвинение в убийстве Роберта, - удивилась Джойс.
- Не получится, - согласился Рэйлен. Несколько секунд Джойс молча изучала его лицо.
- А ведь я знаю тебя совсем плохо, - сказала она.
Ну что тут было рассказывать? Теперь в гостиной горел свет, они удобно устроились за столом со стаканами в руках.
- Я вырос в шахтерском поселке, - сказал Рэйлен, - и жевал табак с двенадцати лет. Ходил в Эвартовскую школу, играл в футбол. Главными нашими противниками были арланские "Зеленые драконы". Ну что еще рассказать? Работал в глубоких шахтах, в диких, как их называли, - это шахты, которые когда-то выработали и забросили, а потом вернулись, чтобы выгрести последние остатки угля. А еще я занимался раздеванием.