— Еще бы. Но с чего ты?..
— И если ты их подстрелил первым, они не могут выстрелить в ответ?
— Первое правило на войне. Ты стреляешь в него первым — он выходит из боя. А зачем ты?..
— Тогда порядок, — сказал Джонни Квайр.
Напряжение в его желудке спало, и живот приятно смягчился. Пальцы легко и непринужденно покоились на поручнях и ничуть не дрожали.
— Раз это — первое правило, рядовой Смит, тогда мне нечего бояться. Я буду играть. Я буду играть в войну, как надо.
Смит уставился на Джонни.
— Если ты собираешься играть в войну так, как о ней разговариваешь, то смешная же это будет война, скажу я тебе.
Корабельный гудок ударил по облакам. При свете звезд корабль вышел из Нью-Йоркской гавани.
И Джонни Квайр всю ночь напролет спал, как плюшевый мишка.
Высадка в Африке прошла быстро, просто, без приключений, и в теплую погоду. Джонни подхватил свое снаряжение, размахивая на ходу большими руками, отыскал грузовик, приданный его роте, и начался долгий знойный поход из Касабланки в глубь континента. На скамье он оказался выше всех. Они сидели друг против друга — напротив своих товарищей у заднего борта. Всю дорогу они раскачивались взад-вперед, смеялись, курили, балагурили, в общем, им всем было весело.
Джонни заметил, с каким уважением офицеры относились друг к другу. Никто из них не топал ногами и не вопил: «я хочу быть генералом, или не буду играть!» или «я — капитан, или больше не играю!» Они получали приказы, отдавали приказы, отменяли приказы и запрашивали приказы по-военному четко, и это казалось Джонни невиданным и замечательным образчиком актерской игры. Ведь это так трудно — все время не выходить из игры, — но им это удавалось. Поэтому Джонни восхищался ими и ни разу не усомнился в их праве отдавать ему приказания. Когда он не знал, чем заняться, они ему говорили, что именно нужно делать. Приходили на подмогу. Эх! Отличные ребята! Не то что раньше, когда все спорили, кому быть генералом, кому сержантом или капралом.
Джонни ни с кем не делился своими мыслями. Когда оставалось время, он думал, размышлял. Изумлялся. В такую большую игру ему еще не приходилось играть — обмундирование, большие пушки и все такое…
Для Джонни Квайра длинное путешествие в глубь страны по пыльным ухабистым дорогам и славным коровьим тропам было важнее, чем колдобины, крики и пот. Африкой и не пахло, а пахло солнцем, ветром, дождем, грязью, зноем, потом, сигаретами, грузовиками, маслом, бензином. Вездесущие запахи сводили на нет зловещую угрозу старого учебника географии: он, сколько ни искал, нигде не мог найти местного цветного народца с раскрашенными черными личинами. Остальное время он был слишком занят, орудуя ложкой и вставая в очередь за добавкой.
Однажды, душным полднем, за сто миль от тунисской границы, когда Джонни только еще доедал свой обед, из солнечного круга вывалился немецкий бомбардировщик «штука» и понесся прямо на Джонни, изрыгая пули.
А Джонни стоял и глазел. Жестяные тарелки, утварь и каски задребезжали и засверкали на утрамбованном песке, а вся его рота с криками бросилась врассыпную, уткнулась носами в щели, за валуны, попряталась за грузовиками и джипами.
Джонни стоял, осклабясь улыбкой человека, смотрящего прямо на солнце. Кто-то закричал:
— Квайр, пригнись!
Пикировщик атаковал с бреющего полета. Джонни стоял как вкопанный, держа у рта ложку. По одну руку от него, в нескольких футах, взметнулась цепочка фонтанчиков пыли. Он следил, как эта вереница всплесков неумолимо подкрадывается к нему и отклоняется на несколько ярдов, пока «штука» не подняла свои вызолоченные крылья и не отвалила.
Джонни провожал ее взглядом, пока она окончательно не исчезла из виду.
Из-за джипа выглянул Эдди Смит.
— Квайр, остолоп ты этакий, ты почему не спрятался за грузовик?
Джонни вернулся к своей трапезе.
— Этот парень и ведром краски не попал бы в ворота коровника.
Смит посмотрел на него как на Святого в церковной нише.
— Или ты самый храбрый из всех, кого я знаю, или самый тупой.
— Пожалуй, я храбрый, — сказал Джонни несколько неуверенным голосом, словно еще пребывал в раздумьях.
Смит фыркнул:
— Вот черт. Он еще говорит.
Продвижение в глубь территории продолжалось. Роммель закрепился при Марете, а британская Восьмая армия приближалась, готовя тяжелую артиллерию к работе, которая, по слухам, должна была начаться дней через пять. Длинная колонна грузовиков достигла тунисской границы, пересекла ее и поднялась вверх по холмистой местности…