– Но ведь это… – на Олины глаза слёзы навернулись.
– Ладно, ладно… – тоже поник головою Алёша. – Конечно – это очень плохо. Ну и не станем, не станем. Что–нибудь другое придумаем.
Но тут вмешался Ярослав; улыбаясь, он проговорил:
– Да ладно, чего там – без еды то нам не обойтись. Я сам это сделаю…
– Ну уж нет! – сразу одёрнул его Алёша. – Я это придумал – я этим и займусь. Вы же будете стоять в стороне – смотреть не появятся ли где поблизости солдаты…
Он вновь взял за руку повел за собой Олю.
Вот он подошел к какому то мужику и спросил у него, как дойти до базара. Мужик с интересом и с жалостью взглянул на эту троицу – бледные, уставшие, в разорванной одёжке, – и объяснил, как пройти к базару. Про себя он еще проговорил «Кто ж вы такие то – бездомные, что ль?», и совсем уж ему жалко их стало и окрикнул он:
– Эй, а вы чай не здешние? Дом то у вас есть?
Тут бы и прикинуться им бездомными да поплакаться на свою судьбу – мужик и так уж раздобрел, а после такого рассказа непременно позвал бы их в свой дом, накормил, напоил. Но Алеша испугался, что он знает как–то его родителей и ищет теперь его и Ольгу по приметам и потому крикнул через плечо, уже направляясь по указанной мужиком дороге:
– Есть у нас и дом и все у нас есть! – последние слова он прокричал с болью.
Мужик крикнул им вослед:
– Так вижу я, что бездомные! Вы когда в последний раз ели то, а?! – этот вопрос остался без ответа – ребята уже скрылись за ближайшим поворотом.
Они еще не видели рынок, но уже слышали его – они шли по улице средь домов в которых никто и не жил, а размещались там всяческие мастерские, а откуда–то спереди валил людской шум–гам…
Вот вышли он из–за поворота и открылась им площадь на которой беспрерывно двигались десятки, а то и сотни людей.
Всем им троим, всю жизнь прожившим в деревне, где каждое лицо знакомо, как родное этот обычный в общем то базар показался настоящим столпотворением. Они вцепились друг в друга, потому что, казалось им, что стоит потерять своего спутника в этой круговерти и никогда его уже вновь найти не удастся.
– Эй, Жар – ты смотри не отставай! – прикрикнул Алеша неотступно следовавшего за ними пса.
Алеша вздохнул глубоко, словно пловец перед долгим погруженьем, и нырнул в ежесекундно изменяющееся переплетенье лиц, шапок, шуб, валенок…
Со всех сторон на все лады кричали:
– Вот пирожки горячие с капустой да с мясом, налетай, вкусно, дешево!
Другой голос надрывно вопил:
– Говядина, свинина, да пряности разное к столу!
– Хлеб, булки, калачи! – орал еще кто–то.
Алеша готов был молить у них, чтобы они не кричали так… А какие запахи витали! Ах, ароматы – пахло и щами боярскими, и пирогами, и запеченной картошкой, и чем там только не пахло! Тут у сытого человека потекли бы слюньки, а у не евших с прошлого дня Алеши и Ольги просто закружилась голова, а глаза заблистали и заслезились, у Алеши и вовсе подкашивались ноги. Только Ярослав был по прежнему весел, и ещё раз предложил Алёше (шёпотом, конечно):
– Давай я стяну!..
– Нет же… – отмахнулся от него Алёша, и тут, вдруг повернулся, схватил его за плечи, и зашептал, но довольно громко, так что многие оборачивались на его необычные, страстные слова. – Пойми – у меня в сердце ледяной медальон; желудок совсем пустой – он злобе помогает, и я понимаю конечно, что всё это звериное. НО!.. Но так мне сердце это терзает!.. И вот я прошу тебя, Ярослав – пожалуйста, не перечь мне. Пожалуйста!..
Обняла, поцеловала его в щёку Оля:
– Алёшенька, бедненький ты мой, тише, пожалуйста…
Алёша склонил перед ней голову, и, прикрыв глаза, попросил прощенья и у неё, и у Ярослава:
– Да я то что?.. – пожал плечами Ярослав. – Вот тебя то действительно жалко… – тут метнул взгляд в сторону. – Идут! Идут!..
Алёша с Ольгой обернулись, и увидели, что через толпу пробираются к ним Дубрав и отец Ярослава – люди перед ними расходились.
– Ярослав стой! Стой! Куда ты?! Э–эх!..
Алёша с Ольгой обернулись, и обнаружили, что Ярослав уже успел довольно далеко отбежать; вон мелькнул – вон его уже и не стало видно. Отец Ярослава Архип быстро говорил Дубраву:
– Я знаю эти улицы – та, на которую он побежал, на два переулка делится. Одному мне не справиться…
– Да – я тоже знаю – бывал прежде. – кивнул Дубрав. – Я помогу вам. – и зычно, так что на его голос обернулись многие, крикнул Алёше и Ольге. – Вы меня у северных ворот ждите!..
* * *
Спустя недолгое время базарная площадь осталась за спиною Дубрава, и он зашагал по улице, оттуда свернул на меньшие переулок, потом на ещё меньший, и наконец, ступил в нишу – там в тени его совсем не было видно. Он не ошибся – спустя несколько мгновений раздался топот бегущих ног, и вот Старец выступил из своего укрытия прямо перед Ярославом, положил ему руки на плечи – мальчик начал бешено вырываться, однако руки Дубрава оказались как каменные. Тогда мальчик выгнул шею, и из всех сил вцепился зубами в запястье – потекла струйка крови, на лике Дубрава не дрогнул ни один мускул…
Наконец Ярослав разжал челюсти, выкрикнул яростно:
– Пусти! Предатель! Чародей старый! У–у, колдун! Ты выследил – да?! Что – с моим папашей сговорился?!.. Всё равно не удержите! Сбегу!
– Подожди, подожди – а тебе родителей своих совсем не жалко?
По щекам Ярослава катились слёзы – он больше не пытался вырваться, но теперь оглядывался, смотрел – не видно ли отца. Но отца пока не было – он свернул на другую улицу.
– Да что ж ты так горячишься? Любишь море, так и станешь капитаном… когда подрастёшь…
– А я всё равно прошу, чтобы вы отпустили. – уже спокойнее попросил Алёша, но по щекам его всё обильнее катились слёзы. – Вы у меня в кармане посмотрите, там письмо… Оно всё объяснит…
Дубрав был немало удивлён, но послушал мальчика и достал из его кармана аккуратно сложенную бумагу, на которой кривились нижеприведённые строки:
«Капитану корабля! Зовут меня Ярослав, я хочу стать матросом, и вот почему: родился я в деревне Медовке, что между Белым градом и Дубградом никому неизвестная стоит. В семье нас семеро детей, и я самый старший из всех. Мне уж шестнадцать лет «приврал тут на два года Ярослав» – и что ж в эти шестнадцать лет?.. А заставляют меня коз выгонять, за грибами, за ягодами ходить, ну и кой чего по домашнему хозяйству делать – то летом; ну а зимой – скука смертная! Сидишь, ходишь, смотришь – а смотреть то и не на что – всё опостылело, потому что море люблю! Жизнь наша мне скучной невыносимо кажется (может на самом то деле и не скучная, но мне без моря – сил нет!). И как же я могу в Медовке оставаться, когда мне каждый день мученье, когда и живу только мечтами о море милом!.. Говорили мне – лет до двадцати терпеть – да как же терпеть, когда и каждый день мучает! Не могу я – убёг! Возьмите на корабль, хочу быть капитаном… ну сначала хоть матросом, а потом уж… Возьмите!»
– …Прочли?! – Ярослав свободную рукою вырвал лист у Дубрава, и убрал обратно в карман. – Ну так что – будете меня ещё удерживать, да?!.. Но я всё равно сбегу – слышите?! – по щекам мальчика катились всё новые и новые слёзы. – …
– Ты, верно к какому–нибудь купеческому каравану примкнуть собираешься, с ними до моря добраться, да?.. – Дубрав спросил это, внимательно вглядываясь в глаза мальчика – тот фыркнул – лицо его выражало презрение:
– Не ваше это дело!.. Что хотите со мной делайте – ничего не скажу…
– Да что ты такой? – добродушно говорил Дубрав. – …Я ж прежде тебя не знал, а теперь вижу – дома ты не уживёшься.
– Отпустите?! – недоверчиво вскрикнул Ярослав, но глаза его уже просияли – он понял, что Дубрав говорит правду.
– Да – хоть и родителей твоих жалко, но раз так… тюремщиком никогда не был… И вот что: наверное, нам даже лучше вместе идти; ведь нам же вместе – мы тоже к Янтарному морю.
– Кто это «мы»?
– Я, Алёша и Оля…
– Вы с ними идёте – вот так да!..
В Ярославе уже и крапинки от былого недоверия не осталось, и вот он уже рассмеялся тем громким, свободным смехом, каким смеялся, когда встретил на Янтарном тракте Алёшу и Ольгу. Дубрав убрал руку с его плеча, и мальчик тут же перехватил эту руку, дружески пожал