Немедля он потянул туда Чунга, хотя, впрочем, Чунг сам вскоре вырвался вперед… Они прошли несколько десятков шагов и споткнулись о какой–то уступ доходивший Алеше до колен. Прошли еще несколько шагов и вновь уступ на этот раз более высокий – доходящий Алеше уже до груди. Забрались на него, но тут обнаружили, что стены постепенно сужаются… Вскоре им пришлось идти вереницей – впереди Алеша, позади Чунг, причем рук они не размыкали.
Тут Алеша с ужасом понял, что впереди кто–то есть – вот холодный мрак задвигался, встрепенулся, ударил Алешу в лицо, а следом навалилось что–то походящее на сгусток киселя, это невидимое, ударило мальчика так, что он начал заваливаться назад, на Чунга. Алеша вновь услышал этот беспрерывный надрывистый, скрежещущий, безумный крик. Это нечто обволокло его, и даже слиплось с Алешей, но в следующий миг уже кануло во мглу.
Что бы не лишиться рассудка, Алеша схватился за Чунга. В его голове носились какие–то несвязанные лихорадочные мысли, просто обрывки фраз…
Еще несколько шагов, и вот они уперлись в тупик, в котором и пряталось то, что сбило с ног Алешу… Тупик!
Какой–то катаклизм сотряс некогда это место и под ногами Алеша почувствовал обвалившиеся камни. Он поднял по стене руки и нащупал впадину за которую свободно можно было ухватится и подтянуться… Что он и попытался сделать – тело его словно бы налилось железом, а руки, напротив, показались двумя тоненькими тростинками, но снизу его подсадил Чунг
Алеша поднялся уже, как вдруг Чунг с силой дёрнул его за ногу, и Алеша понял – с его другом приключилась какая–то беда. Алеша спрыгнул и тут почувствовал, как его его ногу обволокло нечто липкое.
Алеша посмотрел себе под ноги, передёрнулся… Прямо под собой он увидел лицо – жуткое расплывчатое лицо, оно было поглощено во что–то, напоминающее очень густую смолу, и светилось желтоватым светом… Лицо слабо и от того особенно жутко шевелилось, даже раскрывался, словно бы шепча что–то, черный провал рта. Алеша вновь закричал, брезгливо топча вцепившиеся в него липкие отростки – отростки эти разминались, словно глина, и тут же собирались вновь и тянули Алешу к ужасному лицу…
Алеша вскинул голову и вот, что увидел: все дно, по которому он совсем недавно шел, было освещено теперь желтым светом и еще видны были колышущиеся отростки, тянущиеся из этого желтого света… Сотни, нет, тысячи, даже десятки тысяч отростков.
Тут еще один отростков обвился вокруг Алёшиной шеи; другой – раскрыл ему рот, и несчастный почувствовал, как ему в глотку вливается какая–то горькая, обжигающая жидкость. Он забился, задергался, стал отплевываться…
Глава 6. Стены
Ярослав прибежал к Северным воротом, стал оглядываться – и оглядывался с сияющим лицом, жаждая поскорее увидеть Алёшу и Ольгу, поведать им о своей радости – их конечно поблизости не было, и он, уверенный, что они с минуты на минуту покажутся, стал прохаживаться вдоль древней, покрытой вековыми трещинами стены.
Из караульной пристройки подошел к нему государев солдат. Повеяло от него таким густым духом насметаненных щей, что Ярославов желудок сразу же дал о себе знать – забурчал, заворчал.
– Глядим – худой ты да рваный, уж не голоден ли?
– Да не отказался бы покушать, – улыбнулся Ярослав.
Через минуту он уже сидел в караульном помещении при Северных воротах, за столом, время от времени поглядывал в зарешёченное окно – не покажутся ли друзья? – и весело разговаривал с троими служивыми, которые как на подбор оказались людьми добрыми и шутливыми.
И когда спросили у него, кто он, и с кем, и где живёт, то Ярослав поведал, что вместе с дедушкой, а также – с братом и с сестрой, направляется он к Янтарному морю, и что намеревается там стать матросом. Тут он с жаром заговорил о море – слова так и лились из него нескончаемым, плотным потоком, глаза пылали, иногда он звенел заразительным смехом, иногда вскакивал, размахивал руками, и раз даже, вообразив себя видно морским валом, взлетел на стол, притопнул по нему – и всё рассказывал, рассказывал – охранники от души потешались, и потом ещё щей подлили…
Но вот в дверь постучали, и на порог ступил…
– Дубрав! – счастливо воскликнул Ярослав, и , не замечая как встревожено лицо старца, бросился к нему. – Ну что – идём?.. Где Алёша и Ольга…
Старец легонько отстранил его, обменялся поклонами с солдатами, и вежливо отказавшись от предложения откушать с ними, проговорил:
– Ежели появятся здесь юноша с девушкой – направьте их в постоялый двор «Дуб». – помолчал немного и добавил. – Сегодня к ночи разразится сильнейшая буря…
Стражники также были изумлены:
– Да о какой буре вы, уважаемый, говорите, когда такой чудный день?
– Есть предчувствие, и оно меня никогда не обманывало.
После этих слов, Дубрав стремительно вышел на улицу, Ярослав вылетел за ним, и, указывая на яснейшую, по весеннему тёплую глубину неба, на кое где прорезавшиеся золотистые ручейки, восклицал:
– Вы, конечно лесной мудрец, но сейчас ошибаетесь! Да разве буря может в такой день собраться?! Ведь не ветерка!..
Тут Ярослав бросился к воротам – за ними северная дорога ныряла по холмам вниз, и открывался такой дивный, многовёстный простор, что мальчику пришлось даже в створку вцепиться, чтобы только в этот простор не броситься, да и не бежать бы до самого Янтарного моря. Он всё–таки нашёл в себе силы, и, повернувшись к Дубраву, проговорил:
– Нельзя оставаться! Неужели не чувствуете?! Не слышите?! Оттуда, оттуда – из–за горизонта несётся пение – море зовёт!..
– Если тебе не терпится – можешь идти вместе с купеческим обозом, хотя и не советую; ещё раз говорю – к вечеру буря сильнейшая нахлынет Я же намерен искать Алёшу и Ольгу.
– Да что вы думаете?.. – Ярослав нешуточно обиделся. – …Думаете, я так вот друзей брошу?
И они пошли по улицам Дубграда. Ярослав знал центральную часть города, и предложил начать поиски там – в самом начале они прошли возле огороженного каменной стеною тюрьмы, в которой уже были Алёша и Ольга… Отправились на базар, и пока шли, Ярослав узнал от Дубрава, как тот поговорил с его отцом: оказывается, Дубрав так мудро, так убедительно построил свою речь, что он остался только счастлив за судьбу своего сына, который уж непременно должен был вернуться капитаном…
Когда они пришли на базар, то почти все бывшие свидетелями поимки Алёши и Ольги уже ушли, и обсуждали это происшествие где–то в иных местах. Спрашивали у всех – и у торговцев, но и торговцы не могли ответить ничего дельного, так как слишком поглощены были своими заботами. Проходили и мимо лавки жадного купца, у которого всё и случилось, но купца увели, записывать показания и лавка была закрыта…
Не добившись ничего на рынке, они начали ходить по Дубграду: Дубрав передвигался такими стремительными, широкими шагами, что, казалось – и не из плоти вовсе этот человек, но дух могучий, из белого, древнего света сотканный, и на улицах многие его узнавали – с самим разными чувствами оглядывались, останавливались… Много людей было расспрошено, во многие места они заходили, но так ничего и не узнали…
Уже смеркалось, и небо, перетянутое алыми и тёмно–синими вуалями было таким же безмятежным, по весеннему свежим, как и днём.
– Видите!.. – радуясь тому, что погода для дороги благоприятная, восклицал, указывая на это осербрившееся уже первыми звёздами небо, Ярослав. – А вы говорили – буря!..
Дубрав замер, прислушиваясь к чему–то, и проговорил:
– Уже скоро… Это опять она – Снежная колдунья… – он не договорил, продолжил своё стремительное движенье.
Эта небывалая по силе снежная буря навалилась на Дубрав и окрестности его в девять часов – как раз тогда, когда Дубрав и Ярослав подходили к постоялому двору «Дуб». Пришествие было так устрашающе, что некоторые женщины кричали: по небу двигалась всёпоглощающая черная стена, обмораживающий ветер бил, хлестал без всякой жалости; улицы завыли, завизжали, точно израненные, и вот уже несутся по ним, смертоносными, слепящими круговертями ворожа, плотные армии снежинок. И весь город, вдруг захлопнулся, накрепко заперся среди своих стен – и теперь разве что случайные тени, торопливо и, словно воры, прижимаясь к стенам – спешили к своим домам – выныривали неожиданно, и тут же растворялись в снеговых полчищах, представлялись призраками, а не живыми людьми; и весь–весь город – был уже не Дубградом, но каким–то совершенно незнакомым, далёким городом.