Но потом постепенно стало возвращаться сознание, и он понял, что он ещё не снежинка, и что буря прекратилась. Тело было избито, кровоточило, но всё же хоть и с большими усилиями ему удалось подняться – справившись с головокружением огляделся – повсюду валялись отбитые острые углы, многочисленные трещины и проломы покрывали светло–серые, холодом отдающие стены, и за проломами этими виделась ровная поверхность каменного моря. Откуда–то сверху доносился скрежет троса, и видно было, что «корабль» медленно, но всё же продвигается вперёд. Несколько минут прошло; по прежнему – только скрежет троса, и больше никаких звуков – неожиданно очень одиноким почувствовал себя Алёша, окликнул:
– Эй, есть ли кто–нибудь здесь?!..
Никакого ответа – лишь только скрежет троса, медленное движение вперёд, да однообразный, до горизонта простирающийся вид каменного моря.
– Чунг?! Где ж ты?!..
Алёша вскинул голову, и увидел, что над ним парит едва зримое, блеклое, словно бы после дождя выжатое облачко.
– Чунг, что с тобой? Жив ли?.. Почему такой?.. Как мог пострадать?.. Разве ж духам может быть причинён какой–нибудь вред?..
Ответ слабым шелестом увядших листьев прозвучал в этом холодном мёртвым воздухе:
– Мы вместе с Олей боролись со Снежной колдуньей. Колдунья потерпела поражение…
Алёша с некоторым трудом, покачиваясь – так как при каждом движении избитое тело отдавало болью, спотыкаясь о наваленные на полу, завалы раздробленного камня, смог пройти к выходу, шатнулся в коридор, и начал медленный подъём по сильно растрескавшейся лестнице. И тут голос:
– Вы живы?!.. Ах, ну как же я мог усомниться – ведь вы же Бог…
К нему метнулась, пала перед ним на колени, какая–то фигура, но Алёша протестовал:
– Не надо – никакой я не бог. Впрочем – какой толк объяснять?.. Просто поднимись с колен…
Угловатая фигура послушно вскочила, и вот залилась любезными словами:
– Узнали меня? Это я – проводник Ваш!.. А как вы – не ушиблись ли?.. Ушиблись, ушиблись!.. А знаете ли, что капитан этого судна погиб?.. И теперь я его капитан!.. Представляете какое счастье!.. И всё благодаря Вам!..
Каменистая эта фигура много ещё чего выкрикивала, и в конце концов у Алёши даже немного закружилась голова, и маленькая ледяная игла злобы пронзила тёплое облако, которое сердце окутывало – впрочем, игла эта тут же была растоплена.
– Не надо, не надо… – махнул он рукою. – Лучше ничего не говори – всё равно слова эти ничего не значат… Это пустота… Но мы должны выйти из этого корабля…
– Помилуйте! – испуганный вскрик. – Только не заставляйте меня ходить по водам, ведь один уже…
– Ну да, да – помню конечно… По моей вине – я его не удержал… Ну так взойдём наверх…
– На парус?!
– Да–да – и не бойся. На «парусе» то я тебя удержу…
По раздробленным ступеням, опираясь друг на друга, кое–как они поднялись ещё на несколько уровней; с большим трудом, приподнимая и наваленные сверху обломки, смогли приоткрыть верхний люк. Почти все старые шипы на крыше «корабля» были поломаны, но зато появились новые, весьма массивные зазубрины, всё растрескалось, едва держалось. Первым поднялся, и, распрямившись, огляделся Алёша. И тут же порывисто вскрикнул:
– Ты только посмотри, прелесть какая!.. Ах, как же… Не бойся!..
И он нагнулся, подхватил проводника за угловатую руку, с силой потянул – тот вскрикнул, задрожал от ужаса, но не смел сопротивляться «Богу», и вот уже стоит, качается из стороны в сторону, от ужаса выкрикивает что–то невразумительное.
– Нет – ты только погляди! – восторженно восклицал Алёша. – И это в вашем, Мёртвом Мире?! Ты скажи – это только сейчас появилась, или же прежде было?..
Проводник только взглянул туда, куда указывал подрагивающей от волнения рукой Алёша, и тут же зажмурил глаза, залепетал:
– Это Остров Света… Буря нас отклонила непозволительно…
Но что за счастье! Ведь, когда сознание только вернулось к Алёше, он смотрел в пробоины, но в иную сторону – здесь же, среди этих безжизненных и безжалостных, холодной смертью наполненных тёмных просторов – тот свет, который и не чаял уж увидеть – нежнейший, апрельский; да такой переливчатый, живой, тихо, трепетно пульсирующий – свет этот был разлит над обширным островом, на котором, несмотря на отдаление, виделись и зелёные древа, и покрытые многоцветьем живых ковров плавные холмы.
– Прелесть какая! – восторженно восклицал Алёша, и блаженно улыбался. – …Так что же вы – всё время ведали об этом острове, и никогда не плавали к нему?..
– Это невозможно… – лепетал, стоявший по прежнему с закрытыми глазами, и намертво вцепившись в Алёшину руку, проводник. – …Только после смерти души попадают туда…
– Да нет же – нет! – без всякой злобы, но с острой жалостью воскликнул Алёша. – Я же уже говорил – вновь и вновь вы вращаетесь там, среди привычных вам каменных форм. Смерть–рождение–смерть–рождение – нескончаемый цикл существование. Нет – ещё раз говорю! Не после смерти, а прямо сейчас надо ступить туда!..
– Лишь только смерть…
– Да что же ты заладил со своей смертью! Ведь прежде же говорили, что после смерти за Врата попадаете? Так куда ж – за Врата или на остров – не ли здесь противоречия?
– И на врата, и остров…
– О нет–нет – какой толк это объяснять. Вот сейчас…
– НЕТ!!!! – страшным голосом заорал проводник, и сжал Алёшину руку с такой силой, что затрещала кость. – Только не берите меня на воды!
– Прощай! – всё с теми же горечью и жалостью воскликнул Алёша.
– Вы пойдёте к Острову Света? Но ведь прежде хотели ко Вратам?
– Туда влечёт меня сердце, а в сердце – Оля…
Сказав так, Алёша высвободил свою руку от руки проводника – тот дико вскрикнул, рухнул на колени, из всех сил вцепился в край люка, и, дрожа всеми своими каменистыми конечностями, стал медленно к нему подтягиваться. Алёша уже не видел его мучений – он спрыгнул вниз. Правда, влекомый чувством, несколько не рассчитал – высота то была не меньше шести метров, и довольно сильно ударил своим и без того избитым телом. Сжав зубы, опираясь обеими руками смог подняться, и, когда оглянулся, порядком изодранный, каменный «корабль» отъехал уже на значительное расстояние.
Если вначале он ещё чувствовал леденящий ветер, то потом он усмирился – перешёл в тихий, и совсем уже не леденящий, а прохладный; вдруг послышались влекущие крики чаек, и… вот почувствовал Алёша, что лежит он на дне лодки, услышал льющийся со всех сторон мягкий шелест волн, увидел склонившуюся на над ним, озолочённую солнцем Олю.
Тут подошёл Дубрав, и помог Алёше усесться на лавке:
– Но ведь ты меня не будила, правда, Оля?.. молвил Алёша. – Ведь впервые я сам вернулся из Мёртвого мира. Даже и нет – не совсем так… Прежде каждый из переходов был резким, мучительным – теперь совсем не так – я шёл – нет! – бежал к этому чудному острову, и постепенно окружающее преображалось, полнилось плеском волн, криками чаек.
– Всё верно. – кивнул Дубрав. – Дело в том, что мы приближаемся к Лукоморью… Ты только взгляни вперёд…
Алёша посмотрел, и увидел, что не далее как в двухстах метрах распахивался песчаный брег. Волны неспешно ласкали его и, покрытые белой пеной, откатывались назад. Дальше возвышался огромный дуб. Массивный, во много человеческих обхватов ствол, расходился метрах в пятнадцати от земли на три части каждая из которых сама по себе сошла бы за многовековой дуб. В средней части виделся провал из которого, обвиваясь вокруг ствола, опускалась к земле золотая змея. Сам ствол, покрытый массивными наростами, и кривые исполинские ветви, придавали дубу вид если не зловещий то, по крайней мере, таинственный. Однако, над всем этим в воздухе повисла нежно–зеленая, совсем юная, пышная и праздничная крона. Поле посреди которого стоял этот дуб все было усеяно яркими сочными цветами, названий которых никто из сидящих в лодке не знал. Дальше, за полем, стоял лес, над которым кружили сказочные птицы. В воздухе разливались сотни слабых ароматов, пение птиц и зверей.