Боялся ли я потерять пациента в море крови? Вовсе нет. Это могло произойти, но это было не то, чего я ожидал. Я уже наслаждался мыслями о том, как расскажу коллегам об успешном восстановлении разорванной аорты. Во время работы я вообще не испытывал страха. Нормально ли это? Нет, ни в коем случае. Просто большинству хирургов не повезло так, как мне, и они не лишились тормозов после удара по голове.
Мы осторожно положили пациента на правый бок, а его левую руку подняли над головой, чтобы я мог вскрыть грудную клетку между четвертым и пятым ребрами. Мне нужно было находиться прямо над повреждением, а не пытаться подобраться к нему снизу. В то же время мы проявляли максимальную осторожность, чтобы не сместить переломы позвоночника и таза.
Пока мы дезинфицировали и обкладывали сломанное тело простынями, анестезиолог рассматривал огромный синяк на голове пострадавшего. Я снова спросил, были ли его зрачки одинакового размера – это было сложно определить из-за мешающих капельниц и простыней, – и анестезиолог неуверенно ответил «да».
Это был 2-й крупный разрез за день. Он шел от грудины к позвоночнику. Пациент был стройным и мускулистым, и при рассечении мышц из электрокоагулятора повалил дым.
– Можете немного убавить? – спросил я. – Это вам не барбекю.
Как только мы вошли в грудную полость, кровь забрызгала мой халат и пол. Я ожидал этого, а потому, не обратив внимания, осторожно расширил отверстие между ребрами. Металлический ретрактор, привезенный мной из Хэрфилда, помог мне вскрыть грудную клетку. Послышался знакомый треск. Обычно во время плановых операций я пробирался к органам через ребра в задней части разреза, но в Барнетской больнице не нашлось реберных кусачек.
Стоя над пациентом, Измаил притянул к себе розовое губчатое легкое. Я увидел пугающее скопление черных сгустков крови, которые распространились под тонкой пленчатой оболочкой грудной полости. Правда, именно эти сгустки спасли пациенту жизнь. Аналогичный тампонадный механизм я видел утром у жертвы нападения с ножом. У природы есть свои способы остановки кровотечения, но часто попытки врачей нормализовать артериальное давление провоцируют потерю крови, которая уносит жизнь пациента еще до того, как хирург успеет приступить к работе.
Парадоксально, но доврачебная помощь значительно снижает шансы пациентов с тяжелыми повреждениями кровеносных сосудов.
Я столкнулся с этим позднее в своей карьере.
Итак, суть была в том, чтобы, не трогая сгусток крови над самим повреждением, найти нормальные участки аорты проксимальнее и дистальнее разрыва, которые можно было бы безопасно пережать. Для этого мне нужно было вслепую рассекать пространство вдоль затемненных трахеи и пищевода, между которыми находятся важные нервы и кровеносные сосуды. Измаил взволнованно переминался с ноги на ногу, пока я соскабливал сгустки крови с тканей. Почувствовав стенку аорты, я осторожно захватил согнутым пальцем пульсирующую трубку – теперь у меня был контроль над сосудом, и я мог пережать его в нужное время. Сначала, однако, мне нужно было сделать то же самое за разрывом, от которого к ребрам и позвоночнику отходили ветви. Невезения или одного неосторожного движения было достаточно, чтобы оторвать их и вызвать дальнейшее кровотечение.
Сосредоточенность побеждает усталость. По крайней мере, в большинстве случаев. В Барнете была полночь, и пабы закрылись. Пока нормальные люди ложились спать, я думал, какого размера трубка понадобится мне для замены участка аорты. Все должно было быть наготове, прежде чем пережимать аорту, – действовать нужно быстро.
Мой план был прост: установить 2 зажима, изолировать и вырезать поврежденный сегмент, а затем вшить дакроновую трубку. В теории это было просто, на практике – гораздо сложнее. В состоянии покоя по аорте ежеминутно проходит 5 литров крови. Шов должен был быть герметичным, и мне требовалось заменить поврежденный участок за очень короткое время, чтобы пациент не остался парализованным ниже пояса и не страдал недержанием. При этом я опасался, что он уже мог быть парализован из-за травмы позвоночника.
Как только я взял в руки инструменты, мне в голову пришла фраза: «На старт, внимание, марш!» Осторожная установка зажимов выше и ниже разрыва – 2 минуты. Удаление сгустка крови с поврежденного сосуда – еще две. Изучение разрыва и окружающей его аорты – еще две. Так продолжалось, пока спинной мозг умолял восстановить кровоток. Я удалил 5 сантиметров поврежденного сосуда и взял дакроновую трубку такой же длины, чтобы заменить удаленный участок. Такие анастомозы обычно требуют времени, 5–10 минут каждый, и концентрации внимания, поэтому права на ошибку не было. Проведение операции в кардиологическом центре с аппаратом искусственного кровообращения, охлаждающим и защищающим нервную систему, дает возможность потратить больше времени… но в Барнетской больнице такой роскоши не было.