— Так, заклинание временного слепка было тридцать девятым. Нашла. Вот оно. Встань ко мне спиной. — Рита некоторое время с ужасом и восторгом разглядывала Артёма, беспрекословно выполнившего её приказ, а потом направила на его спину зеркальце, постаравшись сделать так, чтобы спина парня отразилась в нём полностью, и медленно, соразмерно вкладывая силы, следы которых теперь видела отчётливо, произнесла нужные слова.
— И что там? — с любопытством спросил, не оборачиваясь, Артём.
— Надо же — получилось… Смотри, — она сунула ему зеркальце с застывшим на стекле «снимком» его спины.
Он безмятежно взял зеркальце в руки и окаменел. Рита встала рядом, тоже искоса продолжая изучать татуировку из переплетённых между собой фигур, символов и слов.
— Это… у меня на спине?!
— Угу. — Рита отошла к топчану, снова схватилась за блокнот, похудевший из-за выдранных листочков. — Артём, эта татушка будет недолго в зеркальце. Надо бы перерисовать всё, что сумеем. Тогда легче будет спрашивать про этого мага. Хотя бы в том храме, куда меня водил Шорох. Легче его опознать. Ну? Как будем срисовывать?
— Начинаем с одной фигурки вот здесь — продолжаем вот эту и дальше, сколько успеем, — засуетился Артём. — Смотри, вот тут как будто ствол дерева, который делит пополам весь рисунок. Ты идёшь от него направо, я налево. Рисуем! Эх, блокнот маленький, листы слишком мелкие!
Им, привыкшим переписывать и довольно часто ноты, которых нигде не достать, кроме как в библиотеке музпеда, да из сборников, принесённых на время из домашних библиотек однокурсников, не составило труда приняться за кропотливую работу. Тем более оба ходили на подработку в церковь, в верхний хор, — и довольно трудные знаки несовременной нотной грамоты, похожих на странные магические символы, часто почти готического, орнаментального вида, для них были привычны.
Скоро в помещении слышалось только их дыхание, потрескивание свечей в канделябрах, которые они взяли с камина. Изощрённо изысканные знаки, составляющие рисунок, на зеркальном стекле постепенно туманились, словно стирались невидимым ластиком, и исчезали, и каждый из двоих старался побыстрей записать то, что ещё оставалось доступным глазу.
Наконец, заглянув в очередной раз в зеркальце, Рита с досадой обнаружила, что рисунок пропал. А она-то намеревалась зарисовать ещё пару символов, которые теперь помнила только мельком.
— Ты много успел?
— Нет. Мало. А на спине осталось?
— Хм. Про спину-то я и забыла, — обрадованно пробормотала Рита, немедленно усаживаясь в «лотос» перед сидящим Артёмом и снова принимаясь за срисовывание. — Всё. Моя часть закончена. Теперь давай свой листок. О, ты много нарисовал. Мне совсем чуточку оставил. Артём, а ты вообще ничего не чувствовал?
— Татушку разве можно почувствовать?
— Понятия не имею. Но я думала, а вдруг, когда она появилась, ты всё-таки ощутил что-то? Ну, щекотку какую-нибудь? Мне кажется, что-то должно было быть.
— Не знаю. Может, я толстокожий, — проворчал Артём, то и дело заглядывая себе за спину через плечо. — А когда ты, говоришь, это заметила?
— Перед приходом Кассиуса.
— До него было столько событий, что я имел полное право ничего не заметить, — недовольно сказал Артём, разглядывая её рисунок. — Хм. От такой татушки и я бы не отказался. Заковыристая.
— Этого я и боюсь. Мало ли что она обозначает, — отозвалась Рита. — А если такую может носить только знающий человек? Ведь в моём сне Шорох думал, что его хозяин знает обо всех стихиях, хотя в городе идёт жёсткая специализация.
— Тогда это ещё одна характеристика нашего мага, его примета. Ты знаешь, Рит, мне кажется, Мэнтор и в самом деле должен помочь. Он старый, многое повидал. И он давно здесь работает. А ещё… — Артём нахмурился. — У тебя нет впечатления, что Пэйон и Мэнтор недолюбливают светлого князя?
— Есть. И, знаешь, меня вот это вот поражает… Почему они называют Хэймона Светлым, хотя он обычный человек со своими страстями и недостатками?
— Тёмный брат — некромант, — усмехнулся Артём. — Из двух зол выбирают меньшее. А Хэймон таковым и является. Меньшим злом. Поскольку выбирать больше не из кого… А чтобы его народ принял, обозвали — Светлым. Традиционно. Чтобы отличить от младшего, который хуже. Кстати, кажется, именно Тёмный брат соорудил портал в царство мёртвых…
Рита вздохнула. Столько всего перенамешано! Как в этом разобраться? И надо ли… Не будь проблемы с Текером — узнали бы тайные лазейки в казармах, удрали бы в самоволку, а там Шорох привёл бы к хозяину, а неизвестный маг…
— Артём, — робко позвала она парня, увлечённо всматривающегося в рисунок. — Ну, доберёмся мы до этого мага. А дальше? Что мы ему предложим? Как его выручим?
— Рита, ты только не пугайся. Мы его уже выручаем. — Артём серьёзно вгляделся в её глаза. — Он перестал умирать от голода. Он пару раз оторвался на всю катушку, помахав мечом, как в реальности, хотя использовал моё тело. Рита, он уже не умирает. Ты понимаешь это? Не умирает. И тот портал сейчас заморожен. Я не знаю, что будет дальше. Но мы точно должны добраться до этого мага. И мы должны выяснить не только, что с ним сейчас, а также что с порталом, но и узнать, есть ли вообще какие-то пути решения по этому порталу. А для этого надо объединить мага за стеной с Пэйоном и Мэнтором. А потом спросить у них, можно ли присоединить к ним и Кассиуса. Что-то подсказывает мне, что он тоже не прочь будет присоединиться к ним, потому что ему не нравится Хэймон. Из-за племянника. Эресиан слишком мягкий, и его легко сбить с пути истинного. И этим занимается Хэймон. Не напрямую, естественно, а своим примером. А Кассиус из старых воинов. И, мне кажется, кодекс чести он понимает по-рыцарски. Веря в идеалы. Просто он не знает про Пэйона и Мэнтора.
— Значит, попробуем объединить стариков? — пожелала убедиться Рита.
— Попробуем. А пока — давай-ка спать. Я должен выспаться, чтобы тот маг за стеной сумел набрать сил. Чую, эта татушка не просто соединяет меня с ним, но и служит чем-то вроде провода между нами. А ещё, честно говоря, я уже надеюсь, что придя в себя, этот маг, и сам начнёт думать, как исправить положение, при котором он всего лишь жертва. — И Артём усмехнулся. — В жизни всегда найдётся место отчаянной надежде, которая начинается со слов: а вдруг?
На полу, со стороны Артёма, Рита выложила на салфетку несколько кусков сыра, ещё один кувшинчик и лепёшки. Кроме того она показала ему вяленые фрукты, слепленные воедино, видимо, во время тепловой обработки. Несмотря на отсутствие сахара в них, они были сами по себе сладкими и достаточно сытными.
Потушив догорающие свечи выученным заклинанием, то есть пробормотав фразу на «кажется, латинском», Рита укрылась одеялом, оставив снаружи только руку, которой обнимала Шороха. Спиной она, невольно улыбаясь, прижималась к Артёму, который тоже обнимал её за плечо. И втихаря думала, что парень совсем не собирается видеть сны волчка. А просто нашёл причину крепко сжимать её, Риту, в своих объятиях.
11
Глаза открыла, будто и не спала. Артём обычно дрыхнет крепко и до упора. И вчера-то проснулся только из-за воющего дуэта, Шороха и её…
Тени мелькнули перед глазами — и Рита чуть не застонала от досады: сон пропал…
В помещении тихо и темно — не считая еле теплящейся свечки у двери в умывальню, но на стене, справа от камина, в верхнем, вертикальном отверстии, заменяющем здесь, в полностью закрытом месте, окно, смутно-светлая полоска здорово раздражает глаза своей неопределённостью. Наверное, рассвет?.. Величина комнаты скрыта тьмой, и кажется, что спят они то ли в берлоге, то ли в нише пещеры… Рита осторожно наклонилась вперёд, словно собираясь лечь на живот. Вялая ладонь парня скользнула по её боку и шлёпнулась на постель, на накидки, которыми укрывались. Рита замерла. Нет, не проснулся. Дальше — легко: она легла спать в толстых носках. Пойдёт — шага слышно не будет.
Шорох, лежавший на самом краешке топчана, спрыгнул на пол и, будто понимая, что шуметь нельзя, быстро пробежал к умывальне. Рита даже улыбнулась: волчок сообразительный. Сразу понял, что девушка в первую очередь пойдёт в это место.